Солдаты, составив ружья, бросились к ручью; батальонный командир сел в тени, на барабан, и, выразив на полном лице степень своего чина, с некоторыми офицерами расположился закусывать; капитан лег на траве под ротной повозкой; храбрый поручик Розенкранц и еще несколько молодых офицеров, поместясь на разостланных бурках, собрались кутить, как то заметно было по расставленным около них фляжкам и бутылкам и по особенному одушевлению песенников, которые,
стоя полукругом перед ними, с присвистом играли плясовую кавказскую песню на голос лезгинки...
Неточные совпадения
Самгин, оглушенный,
стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв лицо, тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из дверей домов и становились в
полукруг; несколько человек
стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
Как только зазвучали первые аккорды пианино, Клим вышел на террасу,
постоял минуту, глядя в заречье, ограниченное справа черным
полукругом леса, слева — горою сизых облаков, за которые уже скатилось солнце. Тихий ветер ласково гнал к реке зелено-седые волны хлебов. Звучала певучая мелодия незнакомой, минорной пьесы. Клим пошел к даче Телепневой. Бородатый мужик с деревянной ногой заступил ему дорогу.
Полукругом стояли краснолицые музыканты, неистово дуя в трубы, медные крики и уханье труб вливалось в непрерывный, воющий шум города, и вой был так силен, что казалось, это он раскачивает деревья в садах и от него бегут во все стороны, как встревоженные тараканы, бородатые мужики с котомками за спиною, заплаканные бабы.
Тотчас за Владимировкой начинается громадный луг в несколько сот десятин; он имеет вид
полукруга, версты четыре в диаметре. У дороги, где он кончается,
стоит селение Луговое, или Лужки, основанное в 1888 г. Здесь 69 мужчин и только 5 женщин.
И обошла она первый ряд и второй — гости вроде как
полукругом сидели — и потом проходит и самый последний ряд, за которым я сзади за стулом на ногах
стоял, и было уже назад повернула, не хотела мне подносить, но старый цыган, что сзади ее шел, вдруг как крикнет...
Вогнутым
полукругом стоит тяжелое мраморное здание вокзала, раскинув свои крылья, точно желая обнять людей. Из порта доносится тяжкое дыхание пароходов, глухая работа винта в воде, звон цепей, свистки и крики — на площади тихо, душно в всё облито жарким солнцем. На балконах и в окнах домов — женщины, с цветами в руках, празднично одетые фигурки детей, точно цветы.
Непрерывно, один за другим, подъезжали извозчики и по мановению руки величественного, как статуя, городового, описав
полукруг, отъезжали дальше, в темноту, где длинной вереницей
стояли вдоль улицы сани и кареты.
Деревенька маленькая, уютная, и хоть бедная, но урядливая.
Стоит в широком кольце лесов, на холме, обегает этот холм
полукругом бойкая и светлая речка Вага. Везде, куда ни глянешь, увалы и холмы, на них, словно ковры, пашни лежат; всюду, замыкая дали,
стоят леса, и только в северном углу распахнулись они, выпуская на поляну сплавную реку Косулю, но она, приняв Вагу в берега свои, круто изогнулась и уходит снова в темноту лесов.
Свидание с Тиной вывело меня из забытья… Через десять минут она ввела меня в залу, где
полукругом стоял хор… Граф сидел верхом на стуле и отбивал руками такт… Пшехоцкий
стоял позади его стула и удивленными глазами глядел на певчих птиц… Я вырвал из рук Карпова его балалайку, махнул рукой и затянул…
Мы с Мишей сели за весла; Вера, Соня, Лида и Петька разместились в середине, Наташа — у руля. Лодка, описав
полукруг, выплыла на середину неподвижной реки; купальня медленно отошла назад и скрылась за выступом. На горе темнел сад, который теперь казался еще гуще, чем днем, а по ту сторону реки, над лугом, высоко в небе
стоял месяц, окруженный нежно-синею каймою.
В подъезде, окнах и балконах великолепно освещенной гостиницы
стояли блестящие нарядами, широкоюбные барыни, господа с белейшими воротниками, швейцар и лакей в золотошитых ливреях; на улице, в
полукруге толпы и дальше по бульвару, между липками, собрались и остановились изящно одетые кельнеры, повара в белейших колпаках и куртках, обнявшиеся девицы и гуляющие.
Посредине было сделано возвышение, на котором
стояла кушетка под балдахином, от кушетки
полукругом с каждой стороны
стояло по шести ваз из великолепного белого мрамора самой тонкой работы, и в них горели лампы.
За столбом была вырыта большая яма с свеже-выкопанною землей, и около ямы и столба
полукругом стояла большая толпа народа.