Неточные совпадения
Чтобы с легким сердцем напиться из такой
бочки и смеяться, мой мальчик, хорошо смеяться, нужно одной ногой
стоять на земле, другой —
на небе.
Самгин видел, как отскакивали куски льда, обнажая остов баррикады, как двое пожарных, отломив спинку дивана, начали вырывать из нее мочальную набивку, бросая комки ее третьему, а он,
стоя на коленях, зажигал спички о рукав куртки; спички гасли, но вот одна из них расцвела, пожарный сунул ее в мочало, и быстро, кудряво побежали во все стороны хитренькие огоньки, исчезли и вдруг собрались в красный султан; тогда один пожарный поднял над огнем
бочку, вытряхнул из нее солому, щепки; густо заклубился серый дым, — пожарный поставил в него
бочку, дым стал более густ, и затем из
бочки взметнулось густо-красное пламя.
На Лобном месте
стояла тесная группа людей, казалось, что они набиты в
бочку.
Самгин охотно пошел; он впервые услыхал, что унылую «Дубинушку» можно петь в таком бойком, задорном темпе. Пела ее артель, выгружавшая из трюма баржи соду «Любимова и Сольвэ».
На палубе в два ряда
стояло десять человек, они быстро перебирали в руках две веревки, спущенные в трюм, а из трюма легко, точно пустые, выкатывались
бочки; что они были тяжелы, об этом говорило напряжение, с которым двое грузчиков, подхватив
бочку и согнувшись, катили ее по палубе к сходням
на берег.
— Чего это? Водой облить? Никак нельзя. Пуля в лед ударит, — ледом будет бить! Это мне известно.
На горе святого Николая, когда мы Шипку защищали, турки делали много нам вреда ледом.
Постой! Зачем
бочку зря кладешь? В нее надо набить всякой дряни. Лаврушка, беги сюда!
Везде почерневшие, массивные, дубовые и из черного дерева кресла, столы, с бронзовой отделкой и деревянной мозаикой; большие китайские вазы; часы — Вакх, едущий
на бочке; большие овальные, в золоченых, в виде веток, рамах, зеркала; громадная кровать в спальне
стояла, как пышный гроб, покрытый глазетом.
Они уныло
стоят в упряжи, привязанные к пустым саням или
бочке, преграждающей им самовольную отлучку со двора; но едва проезжие начнут садиться, они навострят уши, ямщики обступят их кругом, по двое держат каждую лошадь, пока ямщик садится
на козлы.
Действительно, горел дом Петра Васильича, занявшийся с задней избы. Громадное пламя так и пожирало старую стройку из кондового леса, только треск
стоял, точно кто зубами отдирал бревна. Вся Фотьянка была уже
на месте действия. Крик, гвалт, суматоха — и никакой помощи. У волостного правления
стояли четыре
бочки и пожарная машина, но
бочки рассохлись, а у машины не могли найти кишки. Да и бесполезно было: слишком уж сильно занялся пожар, и все равно сгорит дотла весь дом.
Немного далее большая площадь,
на которой валяются какие-то огромные брусья, пушечные станки, спящие солдаты;
стоят лошади, повозки, зеленые орудия и ящики, пехотные кòзла; двигаются солдаты, матросы, офицеры, женщины, дети, купцы; ездят телеги с сеном, с кулями и с
бочками; кой-где проедет казак и офицер верхом, генерал
на дрожках.
Бывало, Роман, воротясь с реки, запирает ворота, отворенные ему унтер-офицером, а Гнедко, войдя в острог,
стоит с
бочкой и ждет его, косит
на него глазами.
Лавка состояла из двух просторных, плохо освещенных половин: в одной продавались красный товар и бакалея, а в другой
стояли бочки с дегтем и висели
на потолке хомуты; из той, другой, шел вкусный запах кожи и дегтя.
Фома вслушался в песню и пошел к ней
на пристань. Там он увидал, что крючники, вытянувшись в две линии, выкатывают
на веревках из трюма парохода огромные
бочки. Грязные, в красных рубахах с расстегнутыми воротами, в рукавицах
на руках, обнаженных по локоть, они
стояли над трюмом и шутя, весело, дружно, в такт песне, дергали веревки. А из трюма выносился высокий, смеющийся голос невидимого запевалы...
Люди в таких вот нарядах, как я видел много раз, держат за жилетную пуговицу какого-нибудь раскрашенного вином капитана,
стоя под солнцем
на набережной среди протянутых канатов и рядов
бочек, и рассказывают ему, какие есть выгодные предложения от фирмы «Купи в долг» или «Застрахуй без нужды».
Да его и добывается так мало, что оно не
стоит настоящих забот. Оно и месяца не
постоит в
бочке, как его уже разливают в бутылки и несут в город. Оно еще бродит, оно еще не успело опомниться, как характерно выражаются виноделы: оно мутно и грязновато
на свет, со слабым розовым или яблочным оттенком; но все равно пить его легко и приятно. Оно пахнет свежераздавленным виноградом и оставляет
на зубах терпкую, кисловатую оскомину.
К этому я должен для краткости присовокупить, что, быть может, весьма ученый преподаватель истории во втором классе, где я пробыл два года, буквально из году в год,
стоя перед нами и пошатываясь за спинкою стула, вдохновенно повторял рассказы о рыжих германцах, которые
на своих пирах старались отпивать ступеньки лестницы, поставленной
на бочку с пивом.
Из окна виден был двор полицейского правления, убранный истоптанною желтою травою, среди двора
стояли, подняв оглобли к небу, пожарные телеги с
бочками и баграми. В открытых дверях конюшен покачивали головами лошади. Одна из них, серая и костлявая, все время вздергивала губу вверх, точно усмехалась усталой усмешкой. Над глазами у нее были глубокие ямы,
на левой передней ноге — черный бинт, было в ней что-то вдовье и лицемерное.
Они вошли в шалаш, где было душно, а от рогож пахло соленой рыбой, и сели там: Яков —
на толстый обрубок дерева, Мальва —
на кучу кулей. Между ними
стояла перерезанная поперек
бочка, дно ее служило столом. Усевшись, они молча, пристально посмотрели друг
на друга.
Я и Теодор выскочили. Из-за туч холодно взглянула
на нас луна. Луна — беспристрастный, молчаливый свидетель сладостных мгновений любви и мщения. Она должна была быть свидетелем смерти одного из нас. Пред нами была пропасть, бездна без дна, как
бочка преступных дочерей Даная. Мы
стояли у края жерла потухшего вулкана. Об этом вулкане ходят в народе страшные легенды. Я сделал движение коленом, и Теодор полетел вниз, в страшную пропасть. Жерло вулкана — пасть земли.
Стоит человеку признать свою жизнь в стремлении к благу других, и уничтожается обманчивая жажда наслаждений; праздная же и мучительная деятельность, направленная
на наполнение бездонной
бочки животной личности, заменяется согласной с законами разума деятельностью поддержания жизни других существ, необходимой для его блага, и мучительность личного страдания, уничтожающего деятельность жизни, заменяется чувством сострадания к другим, вызывающим несомненно плодотворную и самую радостную деятельность.
На другой день в Заборье пир горой. Соберутся большие господа и мелкопоместные, торговые люди и приказные, всего человек, может, с тысячу, иной год и больше. У князя Алексея Юрьича таков был обычай: кто ни пришел, не спрашивают, чей да откуда, а садись да пей, а коли есть хочешь, пожалуй, и ешь, добра припасено вдосталь…
На поляне, позадь дому, столы поставлены,
бочки выкачены. Музыка, песни, пальба, гульба день-деньской стоном
стоят. Вечером потешные огни да
бочки смоляные, хороводы в саду.
В большой половине
стояли два самодельных деревянных стола, окруженные лавками, а в меньшей нагромождены были
бочки с вином и брагой, а
на самой стойке высились деревянные бочонки и
стояли всевозможные чарки, глиняные и деревянные.
На обширном лугу, против господского дома, расставлены были качели разного устройства, палатки с деревенскими лакомствами, балаганы с народными увеселениями,
стояли бочки с вином, пивом и медом.
«Как я сяду поеду
на лихом коне
За Москву-реку покататися,
Кушачком подтянуся шелковым,
Заломлю
на бочок шапку бархатную,
Черным соболем отороченную, —
У ворот
стоят у тесовыих
Красны девушки да молодушки,
И любуются, глядя, перешептываясь;
Лишь одна не глядит, не любуется,
Полосатой фатой закрывается...
Очень возможно, что в саду и
на дворе действительно горели смоляные
бочки и что я случайно или умышленно пробрался к тому месту берега, где
стояла занесенная снегом пирамида, и долго думал там о Елене, но в тогдашнем состоянии моем вообразил себе иное — другого объяснения я не могу найти.