Неточные совпадения
Налево от двери
стояли ширмы,
за ширмами — кровать,
столик, шкафчик, уставленный лекарствами, и большое кресло, на котором дремал доктор; подле кровати
стояла молодая, очень белокурая, замечательной красоты девушка, в белом утреннем капоте, и, немного засучив рукава, прикладывала лед к голове maman, которую не было видно в эту минуту.
— А? Так это насилие! — вскричала Дуня, побледнела как смерть и бросилась в угол, где поскорей заслонилась
столиком, случившимся под рукой. Она не кричала; но она впилась взглядом в своего мучителя и зорко следила
за каждым его движением. Свидригайлов тоже не двигался с места и
стоял против нее на другом конце комнаты. Он даже овладел собою, по крайней мере снаружи. Но лицо его было бледно по-прежнему. Насмешливая улыбка не покидала его.
На пороге одной из комнаток игрушечного дома он остановился с невольной улыбкой: у стены на диване лежал Макаров, прикрытый до груди одеялом, расстегнутый ворот рубахи обнажал его забинтованное плечо;
за маленьким, круглым
столиком сидела Лидия; на столе
стояло блюдо, полное яблок; косой луч солнца, проникая сквозь верхние стекла окон, освещал алые плоды, затылок Лидии и половину горбоносого лица Макарова. В комнате было душисто и очень жарко, как показалось Климу. Больной и девушка ели яблоки.
Поперек длинной, узкой комнаты ресторана, у стен ее,
стояли диваны, обитые рыжим плюшем, каждый диван на двоих; Самгин сел
за столик между диванами и почувствовал себя в огромном, уродливо вытянутом вагоне. Теплый, тошный запах табака и кухни наполнял комнату, и казалось естественным, что воздух окрашен в мутно-синий цвет.
Но — передумал и, через несколько дней, одетый алхимиком,
стоял в знакомой прихожей Лютова у
столика,
за которым сидела, отбирая билеты, монахиня, лицо ее было прикрыто полумаской, но по неохотной улыбке тонких губ Самгин тотчас же узнал, кто это. У дверей в зал раскачивался Лютов в парчовом кафтане, в мурмолке и сафьяновых сапогах; держа в руке, точно зонтик, кривую саблю, он покрякивал, покашливал и, отвешивая гостям поклоны приказчика, говорил однообразно и озабоченно...
Седобородый жандарм, вынимая из шкафа книги, встряхивал их, держа вверх корешками, и следил, как молодой товарищ его, разрыв постель, заглядывает под кровать, в ночной
столик. У двери, мечтательно покуривая, прижался околоточный надзиратель, он пускал дым
за дверь, где неподвижно
стояли двое штатских и откуда притекал запах йодоформа. Самгин поймал взгляд молодого жандарма и шепнул ему...
Райский последовал
за ним в маленькую залу, где
стояли простые, обитые кожей стулья, такое же канапе и ломберный
столик под зеркалом.
— Вечно спорят! — громко хохоча, проговорил старик Корчагин, вынимая салфетку из-за жилета, и, гремя стулом, который тотчас же подхватил лакей, встал из-за стола.
За ним встали и все остальные и подошли к
столику, где
стояли полоскательницы, и налита была теплая душистая вода, и, выполаскивая рты, продолжали никому неинтересный разговор.
Грязно, конечно, было в «Ляпинке», зато никакого начальства. В каждой комнате
стояло по четыре кровати,
столики с ящиками и стулья. Помещение было даровое, а
за стол брали деньги.
Так, в левой зале крайний
столик у окна с четырех часов
стоял за миллионером Ив. Вас. Чижевым, бритым, толстенным стариком огромного роста. Он в свой час аккуратно садился
за стол, всегда почти один, ел часа два и между блюдами дремал.
Здесь был пружинный диван, два кресла, четыре стула, комод и полинялая драпировка,
за которою
стояла женская кровать и разбитый по всем пазам умывальный
столик.
В восемь часов утра начинался день в этом доме; летом он начинался часом ранее. В восемь часов Женни сходилась с отцом у утреннего чая, после которого старик тотчас уходил в училище, а Женни заходила на кухню и через полчаса являлась снова в зале. Здесь, под одним из двух окон, выходивших на берег речки,
стоял ее рабочий
столик красного дерева с зеленым тафтяным мешком для обрезков.
За этим
столиком проходили почти целые дни Женни.
Десерт
стоял на большом столе,
за которым на угольном диване сидела Ольга Сергеевна, выбирая булавкой зрелые ягоды малины; Зина, Софи и Розанова сидели в углу
за маленьким
столиком, на котором
стояла чепечная подставка. Помада сидел поодаль, ближе к гостиной, и ел дыню.
В сенях,
за вытащенным из избы
столиком, сидел известный нам старый трубач и пил из медного чайника кипяток, взогретый на остатках спирта командирского чая; в углу, на куче мелких сосновых ветвей, спали два повстанца, состоящие на ординарцах у командира отряда, а задом к ним с стеариновым огарочком в руках, дрожа и беспрестанно озираясь,
стоял сам стражник.
В этой комнате
стоял старенький, вероятно с какого-нибудь чердачка снесенный
столик,
за которым,
стоя, ели из деревянной чашки три прехорошенькие горничные девушки. С ними вместе помещался на белой деревянной табуретке, обедал и, по-видимому, очень их смешил молодой человек в коричневом домашнем архалучке.
Оба окна в комнате у Ольги Сергеевны были занавешены зелеными шерстяными занавесками, и только в одном уголок занавески был приподнят и приколот булавкой. В комнате был полусвет. Ольга Сергеевна с несколько расстроенным лицом лежала в кровати. Возле ее подушек
стоял кругленький
столик с баночками, пузыречками и чашкою недопитого чаю. В ногах, держась обеими руками
за кровать,
стояла Лиза. Глаза у нее были заплаканы и ноздерки раздувались.
Заведение уже было пусто; только
за одним
столиком сидели два человека, перед которыми
стояла водка и ветчина с хреном.
За ширмами
стояла полуторная кровать игуменьи с прекрасным замшевым матрацем, ночной
столик, небольшой шкаф с книгами и два мягкие кресла; а по другую сторону ширм помещался богатый образник с несколькими лампадами, горевшими перед фамильными образами в дорогих ризах; письменный стол, обитый зеленым сафьяном с вытисненными по углам золотыми арфами, кушетка, две горки с хрусталем и несколько кресел.
Прозоров взглянул на Сарматова какими-то мутными осоловелыми глазами и даже открыл искривившийся рот, чтобы что-то ответить, но в это время благодетельная рука Родиона Антоныча увлекла его к
столику, где уже
стоял графин с водкой. Искушение было слишком сильно, и Прозоров, махнув рукой в сторону Сарматова, поместился
за столом, рядом с Иудой.
Вот тут, у этой стены,
стояли старые, разбитые клавикорды; вдоль прочих стен расставлены были стулья и диваны, обитые какой-то подлой, запятнанной материей; по углам помещались
столики и etablissements [Стойки.],
за которыми лилось пиво; посредине — мы танцевали.
Когда немножко выпивший и приосанившийся дьякон вошел в залу, где в это время
стоял уже накрытый к ужину стол и тесно сдвинутые около него стулья, капитан Повердовня взял Ахиллу
за локоть и, отведя его к
столику, у которого пили водку, сказал...
Бледный и потерянный, Круциферский сидел
за столиком, на котором
стоял ночник.
Блок
стоял слева у окна, в темной глубине, около
столика:
за публикой, стоявшей и сидевшей на эстраде, я не мог его видеть.
Дулебов садится на скамейку с правой стороны, с ним рядом садятся: Смельская, неподалеку от них Мелузов и Негина; к ним подходят с левой стороны Великатов и Бакин. Трагик сидит в прежнем положении, к нему подходят Вася и лакей из буфета, который ставит бутылку и рюмки на стол и отходит к стороне. Публика частию
стоит, а частию садится
за столики в глубине. Потом Мигаев.
Я оглянулся и увидел Бессонова. Он сидел
за мраморным
столиком, на котором
стояла бутылка вина, рюмки и еще что-то такое. Низко нагнувшись, с блестящими глазами, он оживленно шептал что-то сидевшей
за тем же столом женщине в черном шелковом платье, лица которой нам не было видно. Я заметил только ее стройную фигуру, тонкие руки и шею и черные волосы, гладко зачесанные с затылка вверх.
Старичок уже
стоял перед третьим
столиком,
за которым веселая компания тянула пиво и орала песни.
Небольшая гостиная, в которой
стоял рояль, была почти совсем без мебели,
за исключением небольшого диванчика, круглого
столика пред ним и нескольких венских стульев; на стенах, оклеенных голубенькими дешевыми обоями, висело несколько олеографий.
Забежав немного вперед, батюшка с предупредительностью отворил мне дверь в небольшую темную переднюю, а оттуда провел в светлый уютный кабинет, убранный мягкою мебелью; у окна
стоял хорошенький письменный
столик, заваленный книгами и бумагами, несколько мягких кресел, мягкий ковер на полу, — все было мило, прилично и совсем не по-поповски,
за исключением неизбежных премий из «Нивы», которые висели на стене, да еще нескольких архиереев, сумрачно глядевших из золотых рам.
Устав
стоять, он сел
за ближайший к прилавку
столик, облюбованный, по старой привычке, завсегдатаями «Капернаума», и спросил газету.
Следующая комната, вероятно, служила уборной хозяйки, потому что на
столике стояло в серебряной рамке кокетливое женское зеркало, с опущенными на него кисейными занавесками; а на другой стороне, что невольно бросилось Иосафу в глаза, он увидел
за ситцевой перегородкой зачем-то двуспальную кровать и даже с двумя изголовьями.
Все дружелюбно улыбались Гершу, обнимали его
за спину и трепали по плечам; многие звали его присесть к своим
столикам. Глаза Герша были еще красны, а на висках и на конце носа
стояли мелкие и круглые, как бисер, капли пота; но нахмуренное лицо его хранило отчужденное и высокомерное выражение, свойственное настоящему художнику, только что пережившему сладкую и тяжелую минуту вдохновения.
Кузьма Васильевич вслед
за ней переступил порог и очутился в крохотной комнатке без окон, обитой по стенам и по полу толстыми коврами из верблюжьей шерсти. Сильный запах мускуса так и обдал его. Две желтые восковые свечи горели на круглом
столике перед низким турецким диванчиком. В углу
стояла кроватка под кисейным пологом с шелковыми полосками, и длинные янтарные четки, с красною кистью на конце, висели близ изголовья.
Николай Дмитриевич протянул руку
за прикупом, но покачнулся и повалил свечку. Евпраксия Васильевна подхватила ее, а Николай Дмитриевич секунду сидел неподвижно и прямо, положив карты на стол, а потом взмахнул руками и медленно стал валиться на левую сторону. Падая, он свалил
столик, на котором
стояло блюдечко с налитым чаем, и придавил своим телом его хрустнувшую ножку.
Прелестная женщина сидела на бархатном пате, перед раздвижным
столиком, а против нее,
за тем же
столиком, помещался на мягком табурете ксендз Кунцевич. Пред обоими
стояло по чашке кофе, а между чашками — изящная шкатулка губернаторши, очень хорошо знакомая всем ее вольным и невольным жертвователям «в пользу милых бедных». Ксендз, изредка прихлебывая кофе, очень внимательно выводил на бумаге какие-то счеты. Констанция Александровна с неменьшим вниманием следила
за его работой.
И они прошли в кабачную горницу, расселись в уголку перед
столиком и спросили себе полуштоф. Перед стойкой,
за которой восседала плотная солдатка-кабатчица в пестрых ситцах,
стояла кучка мужиков, с которыми вершил дело захмелевший кулак в синей чуйке немецкого сукна. Речь шла насчет пшеницы. По-видимому, только что сейчас совершено было между ними рукобитье и теперь запивались магарычи. Свитка достал из котомки гармонику и заиграл на ней развеселую песню.
Никита Федорыч с Морковниковым едва отыскали порожний
столик, — общая зала была полным-полнехонька.
За всеми столами ужинали молодые купчики и приказчики. Особенно армян много было. Сладострастные сыны Арарата уселись поближе к помосту, где пели и танцевали смазливые дщери остзейцев.
За одним
столиком сидели сибиряки, перед ними
стояло с полдюжины порожних белоголовых бутылок, а на других столах более виднелись скромные бутылки с пивом местного завода Барбатенки. Очищенная всюду
стояла.
На другой день она была уже в городском клубе на благотворительном балу и продавала билеты. В саду под навесом, устроенным из флагов, вьющегося винограда и живых цветов,
стояло несколько
столиков. На
столиках стояли колеса с лотерейными билетами…Восемь очень красивых и очень нарядных аристократок сидели
за этими
столиками и продавали билеты. Лучше всех торговала графиня Гольдауген. Она, не отдыхая, вращала колесо и сдавала сдачу. Пельцер, который был на балу, купил у нее две тысячи билетов.
За колоннами и в ложах
стоят столики.
И с этим она исчезла
за дверями своей половины, у порога которых опять сидела в кресле
за столиком ее горничная, не обращавшая, по-видимому, никакого внимания на Горданова, который, прежде чем уйти, долго еще
стоял в ее комнате пред растворенною дверью и думал...
В «Астории» играла музыка. На панели перед рестораном, под парусиновым навесом,
за столиками с белоснежными скатертями, сидели офицеры, штатские, дамы. Пальмы
стояли умытые. Сновали официанты с ласковыми и радостными лицами. Звякала посуда, горело в стаканчиках вино.
Катя зашла.
За стойкою с огромным обзеленевшим самоваром грустно
стоял бывший владелец кофейни, толстый грек Аврамиди. Было много болгар. Они сидели на скамейках у стен и
за столиками, молча слушали. Перед стойкою к ним держал речь приземистый человек с кривыми ногами, в защитной куртке. Глаза у него были выпученные, зубы темные и кривые. Питомец темных подвалов, не знавший в детстве ни солнца, ни чистого воздуха.
А тут же, в уголочке ресторана,
за круглым
столиком, в полнейшем одиночестве сидел профессор Ф. Ф. Соколов. Он сидел, наклонившись над
столиком, неподвижно смотрел перед собою в очки тусклыми, ничего как будто не видящими глазами и перебирал губами. На краю
столика стояла рюмочка с водкой, рядом — блюдечко с мелкими кусочками сахара. Не глядя, Соколов протягивал руку, выпивал рюмку, закусывал сахаром и заставал в прежней позе. Половой бесшумно подходил и снова наполнял рюмку водкою.
Приятели еще выпивают. Они уже чувствуют, что сидеть гораздо удобнее, чем
стоять, и садятся
за столик.
Однажды вечером в наш поезд вошел подполковник пограничной стражи и попросил разрешения проехать в нашем вагоне несколько перегонов. Разумеется, разрешили. В узком купе с поднятыми верхними сиденьями,
за маленьким
столиком, играли в винт. Кругом
стояли и смотрели.
И так как «негодная собака» и не подумала исполнить отданного ей приказания, что-то темное выскочило из
за угла, где
стояли две совершенно одинаковые узенькие постельки, разделенные ночным
столиком, и с силой ударилось о пушистую белую спинку собаки.
На дворе
стоял октябрь в начале — лучшее время года в Париже, в открытые окна роскошно убранной комнаты занимаемого князем и Иреной отделения врывался, вместе со свежим воздухом, гул «мирового» города. Был первый час дня, на rue de la Poste господствовало полное оживление, находящееся против отеля café было переполнено посетителями, часть которых сидела
за столиками на тротуаре.
Екатерина Петровна слушала ее молча,
стоя около небольшого
столика, на который поставила недопитый Талечкой стакан с водой, на лице ее были видны переживаемые быстро друг
за другом сменяющиеся впечатления. Когда же Наталья Федоровна кончила, она тихо подошла к ней, опустилась перед ней на колени и, полная искреннего раскаяния, произнесла...
Он
стоял за судейскими креслами, с завернутым, по обыкновению, бортом фрака, где был пристегнут значок, в своей обычной ленивой позе, опершись левой рукой на один из
столиков, поставленных в амбразурах окон для корреспондентов русских и заграничных газет, и разговаривал с редактором одного в то время сильно распространенного органа мелкой петербургской прессы.
Жена генерала, сухая, с холодным лицом и тонкими губами, сидя
за низким
столиком, на котором
стоял чайный прибор с серебряным чайником на конфорке, фальшиво-грустным тоном рассказывала толстой молодящейся даме, жене губернатора, о своем беспокойстве
за здоровье мужа.