— Прошу внимания, — строго крикнул Самгин, схватив обеими руками спинку стула, и, поставив его пред собою, обратился к писателю: — Сейчас вы пропели в тоне шутовской панихиды неловкие, быть может, но неоспоримо искренние стихи
старого революционера, почтенного литератора, который заплатил десятью годами ссылки…
— К сожалению, нет. Приходил отказываться от комнаты. Третьего дня отвели ему в № 6 по ордеру комнату, а сегодня отказался. Какой любезный! Вызывают на Дальний Восток, в плавание. Только что приехал, и вызывают. Моряк он, всю жизнь в море пробыл. В Америке, в Японии, в Индии… Наш, русский,
старый революционер 1905 года… Заслуженный. Какие рекомендации! Жаль такого жильца… Мы бы его сейчас в председатели заперли…
— У вас мало энергии, мало любви к делу. Например: вы прозевали
старого революционера Сайдакова; мне известно, что он прожил у нас в городе три с половиною месяца. Второе, вы до сей поры не можете найти типографию…
Неточные совпадения
— Разве? Как старуха? Учительница
старая? Охлаждаю твое пламенное сердце
революционера? Дай папироску.
Старые же
революционеры до неузнаваемости изменились после того, как они стали победителями и господами.
Мне был чужд психологический тип
старых русских
революционеров.
Для
старых поколений русских
революционеров революция была религией.
— И умно делаете. Затем-то я вас и позвал к себе. Я
старый солдат; мне, может быть, извините меня, с
революционерами и говорить бы, пожалуй, не следовало. Но пусть каждый думает, кто как хочет, а я по-своему всегда думал и буду думать. Молодежь есть наше упование и надежда России. К такому положению нельзя оставаться равнодушным. Их жалко. Я не говорю об университетских историях. Тут что ж говорить! Тут говорить нечего. А есть, говорят, другие затеи…
Все-таки он слыл же когда-то заграничным
революционером, правда ли, нет ли, участвовал в каких-то заграничных изданиях и конгрессах, «что можно даже из газет доказать», как злобно выразился мне при встрече Алеша Телятников, теперь, увы, отставной чиновничек, а прежде тоже обласканный молодой человек в доме
старого губернатора.
Пойми ты, что
старая психология идейного нашего революционера-интеллигента здесь не только не нужна, а вредна, опасна…
Но вот что тогда наполняло молодежь всякую — и ту, из которой вышли первые
революционеры, и ту, кто не предавался подпольной пропаганде, а только учился, устраивал себе жизнь, воевал со
старыми порядками и дореформенными нравами, — это страстная потребность вырабатывать себе свою мораль, жить по своим новым нравственным и общественным правилам и запросам.
Социалисты-революционеры, представители
старой традиции, оказались ненужными и вытесненными.
В начале марксисты производили даже впечатление менее крайних и свирепых
революционеров, чем
старые социалисты-народники или социалисты-революционеры, как их стали называть, они были против террора.
Этот молодой человек, внешне мало похожий и даже во всем противоположный
старому типу
революционера, или коммунист, или приспособился к коммунизму и стоит на советской платформе.
Старые большевики, русские интеллигенты-революционеры, боятся этого нового типа и предчувствуют в нем гибель коммунистической идеи, но должны с ним считаться.