Я, мать моя, все знаю, как вы телеграмму за телеграммой в Москву посылали, — «скоро ли, дескать,
старая бабка ноги протянет?» Наследства ждали; без денег-то его эта подлая девка, как ее, — de Cominges, что ли, — и в лакеи к себе не возьмет, да еще со вставными-то зубами.
Неточные совпадения
Ребенку было три года, когда мать ее заболела и умерла. Бабка-скотница тяготилась внучкой, и тогда
старые барышни взяли девочку к себе. Черноглазая девочка вышла необыкновенно живая и миленькая, и
старые барышни утешались ею.
Где есть женщины и дети, там, как бы ни было, похоже на хозяйство и на крестьянство, но всё же и там чувствуется отсутствие чего-то важного; нет деда и
бабки, нет
старых образов и дедовской мебели, стало быть, хозяйству недостает прошлого, традиций.
Он еще прежде, в последний свой приезд к Егору Егорычу, лечил
бабку Ивана Дорофеева, и тогда уж она показалась ему старою-престарою.
— Так напиши отцу, что, если он выйдет назад ко мне теперь, до байрама, я прощу его и все будет по-старому. Если же нет и он останется у русских, то, — Шамиль грозно нахмурился, — я отдам твою
бабку, твою мать по аулам, а тебе отрублю голову.
«Сие последнее известие основано им на предании, полученном в 1748 году от яикского войскового атамана Ильи Меркурьева, которого отец, Григорий, был также войсковым атаманом, жил сто лет, умер в 1741 году и слышал в молодости от столетней же
бабки своей, что она, будучи лет двадцати от роду, знала очень
старую татарку, по имени Гугниху, рассказывавшую ей следующее: «Во время Тамерлана один донской казак, по имени Василий Гугна, с 30 человеками товарищей из казаков же и одним татарином, удалился с Дона для грабежей на восток, сделал лодки, пустился на оных в Каспийское море, дошел до устья Урала и, найдя окрестности оного необитаемыми, поселился в них.
Приходит, например, ко мне
старая баба. Вытерев со смущенным видом нос указательным пальцем правой руки, она достает из-за пазухи пару яиц, причем на секунду я вижу ее коричневую кожу, и кладет их на стол. Затем она начинает ловить мои руки, чтобы запечатлеть на них поцелуй. Я прячу руки и убеждаю старуху: «Да полно,
бабка… оставь… я не поп… мне это не полагается… Что у тебя болит?»
Но вот настал возраст первых страстей, первых желаний… его отдают воспитываться к
старой и богатой
бабке.
Бабка Авдотья, которая построила постоялый двор, была
старой веры, ее же сын и оба внука (отцы Матвея и Якова) ходили в православную церковь, принимали у себя духовенство и новым образам молились с таким же благоговением, как
старым; сын в старости не ел мяса и наложил на себя подвиг молчания, считая грехом всякий разговор, а у внуков была та особенность, что они понимали писание не просто, а всё искали в нем (крытого смысла, уверяя, что в каждом святом слове должна содержаться какая-нибудь тайна.
Я читал, а
бабки и
старые девки пели, и этак, долго не евши и не пивши, простоявши на ногах сутки или дольше, вдруг начинается с ними трясение, будто их лихорадка бьет, потом, этого, то одна крикнет, то другая — и этак страшно!
Повадились ко мне разные
бабки и
старые девки, в ноги мне кланяются, руки целуют и кричат, что я святой и прочее, а одна даже на моей голове сияние видела.
А
бабка эта —
старый мужик, удивительный: пошепчет на воду — а другие толкуют, что он в нее змеиную слюну пущает, даст выпить — как рукою снимет.
— Изволь, государь-батюшка, скушать все до капельки, не моги, свет-родитель, оставлять в горшке ни малого зернышка. Кушай, докушивай, а ежель не докушаешь, так бабка-повитуха с руками да с ногтями. Не доешь — глаза выдеру. Не захочешь докушать, моего приказа послушать — рукам волю дам.
Старый отецкий устав не смей нарушать — исстари так дедами-прадедами уложено и нáвеки ими установлено. Кушай же, свет-родитель, докушивай, чтоб дно было наголо, а в горшке не осталось крошек и мышонку поскресть.
— Табачку понюхал, да и пошел в казенку…
Бабка подсмотрит: «Ишь,
старый черт, опять в кабак? Пойдем домой!..» Ну, ладно, пойдем!.. Ха-ха-ха!
Обиделась
бабка, лаптем пыль взбила, — натурально,
старому человеку хрена в квас не клади.
— Ты,
бабка, не рассусоливай. Не урядник я. Для обчества, не для себя стараюсь. Разговор-то наш вчерашний помнишь? Альбо сам пропаду, альбо лес наш по всей форме очищу… Да еще пакли дай,
старая. Сруб у тебя новый ставили, авось осталось.
Тения разделяла свое время так, что утром она мыла и чинила носильную ветошь, какая осталась на ее детях после изгнания из дома, и услуживала
бабке их,
старой и изнеженной Пуплии; потом шла на рынок и покупала горсть сухой чечевицы и щетинистого угря, или другую дешевую рыбу, варила ее с луком у варильщика при общем очаге и к полудню несла эту похлебку в темницу мужу.