Неточные совпадения
— Ехал мимо, — скажет, — думаю, дай заеду
на кума
посмотреть. Здорово, куманек! Чайку-то дашь, что ли?
Большов (входит и садится
на кресло; несколько времени
смотрит по углам и зевает). Вот она, жизнь-то; истинно сказано: суета сует и всяческая суета. Черт знает, и сам не разберешь, чего хочется. Вот бы и закусил что-нибудь, да обед испортишь; а и так-то сидеть одурь возьмет. Али
чайком бы, что ль, побаловать. (Молчание.) Вот так-то и всё: жил, жил человек, да вдруг и помер — так все прахом и пойдет. Ох, Господи, Господи! (Зевает и
смотрит по углам.)
— Мы все здесь — странники; я так
на себя и
смотрю! Вот
чайку попить, закусить что-нибудь легонькое… это нам дозволено! Потому Бог нам тело и прочие части дал… Этого и правительство нам не воспрещает: кушать кушайте, а язык за зубами держите!
— Чай-то еще бабенькин, — первый начал разговор Федулыч, — от покойницы
на донышке остался. Порфирий Владимирыч и шкатулочку собрались было увезти, да я не согласился. Может быть, барышни, говорю, приедут, так
чайку испить захочется, покуда своим разживутся. Ну, ничего! еще пошутил: ты, говорит, старый плут, сам выпьешь!
смотри, говорит, шкатулочку-то после в Головлево доставь! Гляди, завтра же за нею пришлет!
Матвею становилось грустно. Он
смотрел вдаль, где за синею дымкой легкого тумана двигались
на горизонте океанские валы, а за ними мысль, как
чайка, летела дальше
на старую родину… Он чувствовал, что сердце его сжимается сильною, жгучею печалью…
К. С. Станиславский стал с ним говорить, перемешавшиеся лохмотья и шикарные костюмы склонились над столом и
смотрели на рисунок Симова, слышались возгласы одобрения, только фигура
чайки вызвала сомнение. Нешто это птица?
Лубков любил природу, но
смотрел на нее как
на нечто давно уже известное, притом по существу стоящее неизмеримо ниже его и созданное только для его удовольствия. Бывало, остановится перед каким-нибудь великолепным пейзажем и скажет: «Хорошо бы здесь
чайку попить!» Однажды, увидев Ариадну, которая вдали шла с зонтиком, он кивнул
на нее и сказал...
Я
посмотрел в том же направлении. По широкой водной поверхности расходилась темными полосами частая зыбь. Волны были темны и мутны, и над ними носились, описывая беспокойные круги, большие белые птицы вроде
чаек, то и дело падавшие
на реку и подымавшиеся вновь с жалобно-хищным криком.
Лисогонов. Ты, отец Павлин, погоди рассказывать, я пойду
чайку спрошу. (Остановился,
смотрит на портрет царя, вздохнул.) Что, ваше величество, сынка-то у тебя — рассчитали? Эхе-хе…
Она промолчала. Голубые глаза Якова улыбались, блуждая в дали моря. Долго все трое задумчиво
смотрели туда, где гасли последние минуты дня. Пред ними тлели уголья костра. Сзади ночь развертывала по небу свои тени. Желтый песок темнел,
чайки исчезли, — всё вокруг становилось тихим, мечтательно-ласковым… И даже неугомонные волны, взбегая
на песок косы, звучали не так весело и шумно, как днем.
Солнце, смеясь,
смотрело на них, и стекла в окнах промысловых построек тоже смеялись, отражая солнце. Шумела вода, разбиваемая их сильными руками,
чайки, встревоженные этой возней людей, с пронзительными криками носились над их головами, исчезавшими под набегом волн из дали моря…
Посмотрели на них, долбанули у буфета по рюмке забалуя белого и сели за стол
чайком побаловаться.