Неточные совпадения
Мелькали — и не редко — лица, нахмуренные угрюмо, даже грозно, и почти не заметны были физиономии профессиональных зрителей, — людей, которые одинаково равнодушно
смотрят на свадьбы,
похороны,
на парады войск и
на арестантов, отправляемых в Сибирь.
— Купцы… Вот и ступай к своим Панафидиным, если не умел жить здесь. Твой купец напьется водки где-нибудь
на похоронах, ты повезешь его, а он тебя по затылку… Вот тебе и прибавка! А ты
посмотри на себя-то,
на рожу-то свою — ведь лопнуть хочет от жиру, а он — «к Панафидиным… пять рублей прибавки»! Ну, скажи,
на чьих ты хлебах отъелся, как боров?
«Нет, она нехорошая», — думала Нюрочка с горечью во время
похорон и старалась не
смотреть на сестру Аглаиду.
Помню, как старик убирал ее гробик цветами и с отчаянием
смотрел на ее исхудалое мертвое личико,
на ее мертвую улыбку,
на руки ее, сложенные крестом
на груди. Он плакал над ней, как над своим родным ребенком. Наташа, я, мы все утешали его, но он был неутешен и серьезно заболел после
похорон Нелли.
— Нет, я никогда не мог узнать, чего вы хотите; мне кажется, что вы интересуетесь мною, как иные устарелые сиделки интересуются почему-либо одним каким-нибудь больным сравнительно пред прочими, или, еще лучше, как иные богомольные старушонки, шатающиеся по
похоронам, предпочитают иные трупики непригляднее пред другими. Что вы
на меня так странно
смотрите?
Серебряный с удивлением
смотрел на Басманова, который продолжал голосить и причитывать, как бабы
на похоронах, и только иногда, украдкой, вскидывал исподлобья свой наглый взор
на князя, как бы желая уловить его впечатление.
Марта набивала папиросы для Вершиной. Она нетерпеливо хотела, чтобы Передонов
посмотрел на нее и пришел в восхищение. Это желание выдавало себя
на ее простодушном лице выражением беспокойной приветливости. Впрочем, оно вытекало не из того, чтобы Марта была влюблена в Передонова: Вершина желала пристроить ее, семья была большая, — и Марте хотелось угодить Вершиной, у которой она жила несколько месяцев, со дня
похорон старика-мужа Вершиной, — угодить за себя и за брата-гимназиста, который тоже гостил здесь.
— Я
смотрела на ваше лицо в день
похорон, и у меня сердце сжималось… «Боже мой, — думала я, — как он должен страдать!»
С каким ужасом, с каким негодованием, с каким тоскливым любопытством я
на следующий день и в день
похорон смотрела на лицо моего отца… да, моего отца! — в шкатулке покойницы нашлись его письма.
Множество народа всякого звания наполнило двор, множество гостей приехало
на похороны, длинные столы расставлены были по двору; кутья, наливки, пироги покрывали их кучами; гости говорили, плакали, глядели
на покойницу, рассуждали о ее качествах,
смотрели на него, — но он сам
на все это глядел странно.
— То-то,
смотрите. У меня
на этот счет строго. Высшее начальство обратило внимание
на вашего брата. А то и в самом деле очень много уж воли вы забрали, — проговорил, нахмурясь, городничий. — Так подайте объявление, а в день
похорон я побываю у вас вот с господином стряпчим да еще, может быть, кое с кем из чиновных. А что дочь покойника?
—
Смотрим в окно, — идет Леонид, угрюмый, мрачный, видно, все время с покойниками беседовал. Инкубы, суккубы… Мы все делаем мрачные рожи. Он входит. Повесив носы, заговариваем о
похоронах, о мертвецах, о том, как факельщики шли вокруг гроба покойного Ивана Иваныча… Леонид взглянет: «А я сейчас был
на Монте Тиберио, как там великолепно!» Мы, мрачно хмуря брови, — свое…
Вера Степановна встретила его приветливой улыбкой. За обедом она раскрашивала о
похоронах. Он мало мог рассказать ей. Все время панихиды и
похорон он лишь украдкой
смотрел на князя Чичивадзе, остальных он не видел никого. Осип Федорович, однако, удовлетворял любопытство жены общими фразами.
Куда он ни
смотрел — отовсюду металась ему в глаза московская улично-рыночная сутолока; резкие цвета стен, церковные главы, иконы
на лавках, вдали Воскресенские ворота с голубым куполом часовни и с толпой молящихся; протянулись мимо него грязные, выкрашенные желтою и красною краской линейки с певчими и салопницами, ехавшими с каких-нибудь
похорон…
Когда она заговорила о том, что всё это случилось
на другой день после
похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно-испуганно взглянула
на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно
посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.