Неточные совпадения
Запущенный под облака,
Бумажный Змей, приметя свысока
В долине мотылька,
«Поверишь ли!» кричит: «чуть-чуть тебя мне видно;
Признайся, что тебе завидно
Смотреть на мой высокий столь полёт». —
«Завидно? Право, нет!
Напрасно о себе ты много так мечтаешь!
Хоть высоко, но ты на привязи летаешь.
Такая жизнь, мой свет,
От счастия весьма далёко;
А я, хоть, правда, невысоко,
Зато лечу,
Куда хочу;
Да я же так, как ты,
в забаву для другого,
Пустого,
Век целый не трещу».
Глаза разбегались у нас, и мы не знали, на что
смотреть: на пешеходов ли, спешивших, с маленькими лошадками и клажей на них, из столицы и
в столицу; на дальнюю ли гору, которая мягкой зеленой покатостью манила войти на нее и посидеть под кедрами; солнце ярко выставляло ее напоказ, а тут же рядом пряталась
в прохладной тени
долина с огороженными высоким забором хижинами, почти совсем закрытыми ветвями.
— А чем я вам мешаю, Петр Александрович. Посмотрите-ка, — вскричал он вдруг, шагнув за ограду скита, —
посмотрите,
в какой они
долине роз проживают!
Следующие три дня были дневки. Мы отдыхали и собирались с силами. Каждый день я ходил к морю и осматривал ближайшие окрестности. Река Амагу (по-удэгейски Амули, а по-китайски Амагоу) образуется из слияния трех рек: самой Амагу, Квандагоу, по которой мы прошли, и Кудя-хе, впадающей
в Амагу тоже с правой стороны, немного выше Квандагоу. Поэтому когда
смотришь со стороны моря, то невольно принимаешь Кудя-хе за главную реку, которая на самом деле течет с севера, и потому
долины ее из-за гор не видно.
Ущелье, по которому мы шли, было длинное и извилистое. Справа и слева к нему подходили другие такие же ущелья. Из них с шумом бежала вода. Распадок [Местное название узкой
долины.] становился шире и постепенно превращался
в долину. Здесь на деревьях были старые затески, они привели нас на тропинку. Гольд шел впереди и все время внимательно
смотрел под ноги. Порой он нагибался к земле и разбирал листву руками.
Если
смотреть на
долину со стороны моря, то она кажется очень короткой. Когда-то это был глубокий морской залив, и устье Аохобе находилось там, где суживается
долина. Шаг за шагом отходило море и уступало место суше. Но самое интересное
в долине — это сама река.
В 5 км от моря она иссякает и течет под камнями. Только во время дождей вода выступает на дневную поверхность и тогда идет очень стремительно.
В полдень я подал знак к остановке. Хотелось пить, но нигде не было воды. Спускаться
в долину было далеко. Поэтому мы решили перетерпеть жажду, отдохнуть немного и идти дальше. Стрелки растянулись
в тени скал и скоро уснули. Вероятно, мы проспали довольно долго, потому что солнце переместилось на небе и заглянуло за камни. Я проснулся и
посмотрел на часы. Было 3 часа пополудни, следовало торопиться. Все знали, что до воды мы дойдем только к сумеркам. Делать нечего, оставалось запастись терпением.
Река Сица течет
в направлении к юго-западу. Свое начало она берет с Сихотэ-Алиня (перевала на реку Иман) и принимает
в себя только 2 притока. Один из них Нанца [Нан-ча — южное разветвление.], длиной
в 20 км, находится с правой стороны с перевалом на Иодзыхе. От истоков Нанца сперва течет к северу, потом к северо-востоку и затем к северо-западу.
В общем, если
смотреть вверх по
долине,
в сумме действительно получается направление южное.
Впрочем, я старался о них не думать; бродил не спеша по горам и
долинам, засиживался
в деревенских харчевнях, мирно беседуя с хозяевами и гостями, или ложился на плоский согретый камень и
смотрел, как плыли облака, благо погода стояла удивительная.
Мне было стыдно. Я
смотрел на
долину Прегеля и весь горел. Не страшно было, а именно стыдно. Меня охватывала беспредметная тоска, желание метаться, биться головой об стену. Что-то вроде бессильной злобы раба, который всю жизнь плясал и пел песни, и вдруг,
в одну минуту, всем существом своим понял, что он весь, с ног до головы, — раб.
На нашем бастионе и на французской траншее выставлены белые флаги, и между ними
в цветущей
долине, кучками лежат без сапог,
в серых и синих одеждах, изуродованные трупы, которые сносят рабочие и накладывают на повозки. Ужасный тяжелый запах мертвого тела наполняет воздух. Из Севастополя и из французского лагеря толпы народа высыпали
смотреть на это зрелище и с жадным и благосклонным любопытством стремятся одни к другим.
Посмотрите лучше на этого 10-летнего мальчишку, который
в старом — должно быть, отцовском картузе,
в башмаках на босу ногу и нанковых штанишках, поддерживаемых одною помочью, с самого начала перемирья вышел за вал и всё ходил по лощине, с тупым любопытством глядя на французов и на трупы, лежащие на земле, и набирал полевые голубые цветы, которыми усыпана эта роковая
долина.
Пользуясь этою передышкой, я сел на дальнюю лавку и задремал. Сначала видел во сне"
долину Кашемира", потом — "розу Гюллистана", потом — "груди твои, как два белых козленка", потом — приехал будто бы я
в Весьегонск и не знаю, куда оттуда бежать,
в Устюжну или
в Череповец… И вдруг меня кольнуло. Открываю глаза,
смотрю… Стыд!! Не бичующий и даже не укоряющий, а только как бы недоумевающий. Но одного этого"недоумения"было достаточно, чтоб мне сделалось невыносимо жутко.
Разве я не был и велик, и свободен, и счастлив? Как средневековый барон, засевший, словно
в орлином гнезде,
в своем неприступном за́мке, гордо и властно
смотрит на лежащие внизу
долины, так непобедим и горд был я
в своем за́мке, за этими черными костями. Царь над самим собой, я был царем и над миром.
С пригорка была видна вся деревня. Белые мазаные хатенки, тонущие
в вишневых садках, раскинулись широко
в огромной
долине и по ее склонам. За крайние хаты высыпала пестрая толпа, большею частью баб и ребятишек,
посмотреть на «москалей». Запевала одиннадцатой роты, ефрейтор Нога, самый голосистый во всем полку, не дожидаясь приказания начальства, выскочил вперед, попал
в такт, оглянулся на идущих сзади, сбил шапку на затылок и, приняв небрежно хмурый вид, преувеличенно широко размахивая правой рукой, запел...
Отец смело направился к коню и взял повод. Демон задрожал сильнее. Его карий глаз косился на человека. Весь его вид не предвещал ничего хорошего. Отец встал перед самыми его глазами, и
смотрел на него с минуту. Потом неожиданно занес ногу и очутился
в седле. Демон захрапел и ударил задними ногами. Мингрельцы выпустили повод и бросились
в разные стороны.
В ту же секунду конь издал страшное ржание и, сделав отчаянный скачок, сломя голову понесся по круче вниз,
в долину.
Из глубины"курятника"
в райке Михайловского театра
смотрел я пьесу, переделанную из романа Бальзака"Лилия
в долине". После прощального вечера на Масленой
в Московском Малом театре это был мой первый французский спектакль. И
в этой слащавой светской пьесе, и
в каком-то трехактном фарсе (тогда были щедры на количество актов) я ознакомился с лучшими силами труппы —
в женском персонале: Луиза Майер, Вольнис, Миля, Мальвина;
в мужском — Бертон, П.Бондуа, Лемениль, Берне, Дешан, Пешна и другие.
И царь сред трона
В порфире,
в славе предстоит,
Клейноды вкруг,
в них власть и сила
Вдали Европы блещет строй,
Стрел тучи Азия пустила,
Идут американцы
в бой.
Темнят крылами понт грифоны,
Льют огонь медных жерл драконы,
Полканы вихрем пыль крутят;
Безмерные поля,
долиныОбсели вдруг стада орлины
И все на царский
смотрят взгляд.
Долго
смотрела она
в ту сторону, где крест одиноко возвышался над
долиной; наконец задумалась и склонила голову на грудь.