Хотя я много читал и еще больше слыхал, что люди то и дело умирают, знал, что все умрут, знал, что в сражениях солдаты погибают тысячами, очень живо помнил
смерть дедушки, случившуюся возле меня, в другой комнате того же дома; но смерть мельника Болтуненка, который перед моими глазами шел, пел, говорил и вдруг пропал навсегда, — произвела на меня особенное, гораздо сильнейшее впечатление, и утонуть в канавке показалось мне гораздо страшнее, чем погибнуть при каком-нибудь кораблекрушении на беспредельных морях, на бездонной глубине (о кораблекрушениях я много читал).
Неточные совпадения
Дедушка смерть не любит, когда Настасья ему об игральщиках напоминает. Он сознаёт, что в этом отношении за ним накопилась неоплатная недоимка, и сердится.
И отдалось всё это ему чуть не гибелью: дядя-то Михайло весь в
дедушку — обидчивый, злопамятный, и задумал он извести отца твоего. Вот, шли они в начале зимы из гостей, четверо: Максим, дядья да дьячок один — его расстригли после, он извозчика до
смерти забил. Шли с Ямской улицы и заманили Максима-то на Дюков пруд, будто покататься по льду, на ногах, как мальчишки катаются, заманили да и столкнули его в прорубь, — я тебе рассказывала это…
Сын тоже молчал и только перед
смертью объявил все внуку и тоже положил зарок, как
дедушка.
Тетушка взялась хлопотать обо мне с сестрицей, а отец с матерью пошли к
дедушке, который был при
смерти, но в совершенной памяти и нетерпеливо желал увидеть сына, невестку и внучат.
Это была калмычка, купленная некогда моим покойным
дедушкой Зубиным и после его
смерти отпущенная на волю.
Беспрестанно я ожидал, что
дедушка начнет умирать, а как
смерть, по моему понятию и убеждению, соединялась с мучительной болью и страданьем, то я все вслушивался, не начнет ли
дедушка плакать и стонать.
Узнав о
смерти моего
дедушки, которого она называла вторым отцом и благодетелем, Прасковья Ивановна писала к моему отцу, что «нечего ему жить по пустякам в Уфе, служить в каком-то суде из трехсот рублей жалованья, что гораздо будет выгоднее заняться своим собственным хозяйством, да и ей, старухе, помогать по ее хозяйству.
Мне было жаль
дедушки, но совсем не хотелось видеть его
смерть или быть в другой комнате, когда он, умирая, станет плакать и кричать.
Она умерла две недели спустя. В эти две недели своей агонии она уже ни разу не могла совершенно прийти в себя и избавиться от своих странных фантазий. Рассудок ее как будто помутился. Она твердо была уверена, до самой
смерти своей, что
дедушка зовет ее к себе и сердится на нее, что она не приходит, стучит на нее палкою и велит ей идти просить у добрых людей на хлеб и на табак. Часто она начинала плакать во сне и, просыпаясь, рассказывала, что видела мамашу.
— За неделю до
смерти мамаша подозвала меня и сказала: «Нелли, сходи еще раз к
дедушке, в последний раз, и попроси, чтоб он пришел ко мне и простил меня; скажи ему, что я через несколько дней умру и тебя одну на свете оставляю.
Я вздрогнул. Завязка целого романа так и блеснула в моем воображении. Эта бедная женщина, умирающая в подвале у гробовщика, сиротка дочь ее, навещавшая изредка
дедушку, проклявшего ее мать; обезумевший чудак старик, умирающий в кондитерской после
смерти своей собаки!..
Терпите, мол,
дедушка; терпели же вы до пятидесяти лет, что всем женщинам были противны, — потерпите же и до
смерти: тем угоднее вы господу богу будете…
«Что это, прости господи! — ни себе, ни людям!» — думал Глеб, который никак не мог взять в толк причины отказов старика; он не понимал ее точно так же, как не понимал, чтобы
смерть жены могла заставить
дедушку Кондратия наложить на себя обещание вечного поста.
— И я тоже прошу вспомнить, — сказал я, — на этом самом месте я умолял вас понять меня, вдуматься, вместе решить, как и для чего нам жить, а вы в ответ заговорили о предках, о
дедушке, который писал стихи. Вам говорят теперь о том, что ваша единственная дочь безнадежна, а вы опять о предках, о традициях… И такое легкомыслие в старости, когда
смерть не за горами, когда осталось жить каких-нибудь пять, десять лет!
Ключница Пелагея была в своем роде замечательная женщина: очень в молодых годах бежала она, вместе с отцом своим, от прежних господ своих Алакаевых в Астрахань, где прожила с лишком двадцать лет; отец ее скоро умер, она вышла замуж, овдовела, жила внаймах по купеческим домам и в том числе у купцов персиян, соскучилась, проведала как-то, что она досталась другим господам, именно моему
дедушке, господину строгому, но справедливому и доброму, и за год до его
смерти явилась из бегов в Аксаково.
Дедушка милый, нету никакой возможности, просто
смерть одна.
— Мой сыночек весь день мучился, — сказала Липа. — Глядит своими глазочками и молчит, и хочет сказать и не может. Господи батюшка, царица небесная! Я с горя так всё и падала на пол. Стою и упаду возле кровати. И скажи мне,
дедушка, зачем маленькому перед
смертью мучиться? Когда мучается большой человек, мужик или женщина, то грехи прощаются, а зачем маленькому, когда у него нет грехов? Зачем?
— Всё это, конечно, действует в жизни — и бедность есть и
смерть, а людей, однако, не одолевает! И
дедушка мой голодал, и отец голодал, а и сам я не больно сытно живу. И они — померли, и я помру — верно!
— Софронием!.. — с улыбкой презренья тихо промолвила Манефа. — Что ж?.. При нашем тесном обстоянии, в теперешнее гонительное время на смертный час и Софронов поп пригодится… Когда время не терпит, всякому можно человека исправить… Не поставит того во грех Господь милосердый… Видел ли
дедушку перед смертью-то?
Всю семицку неделю, что слывет в народе «зелеными святками», шаловливые водяницы рыщут по полям, катаются по зеленой ржи, качаются на деревьях, залучая неосторожных путников, чтоб защекотать их до
смерти и увлечь за собой в подводное царство
дедушки Водяного.
А перед своей неожиданной
смертью он, по-видимому, мучаясь каким-то тяжелым предчувствием, целый день говорил о тебе,
дедушка.
И странно: близкая
смерть теперь уже не пугала меня. Я видела, как умирала мама, Юлико. В этом не было ничего страшного… Страшно только ожидание, а там… вечный покой. Это часто повторял
дедушка Магомет; я вспомнила теперь его слова…
— Удивляетесь вы, что я
дедушку вашего барином величаю, так объясню я вам сперва и это… Крепостным я был его — Алфимовского-то… Вырос с ним и был по
смерть его слуга… Вот оно что… Поняли?