Неточные совпадения
— Вчера был веселый, смешной, как всегда. Я пришла, а там скандалит полиция, не пускают меня. Алины — нет, Макарова — тоже, а я не знаю
языка. Растолкала всех, пробилась в комнату, а он… лежит, и револьвер
на полу. О, черт! Побежала за Иноковым, вдруг — ты. Ну,
скорее!..
— Ахти, Егоровна, — сказал дьячок, — да как у Григорья-то
язык повернулся; я
скорее соглашусь, кажется, лаять
на владыку, чем косо взглянуть
на Кирила Петровича. Как увидишь его, страх и трепет, и краплет пот, а спина-то сама так и гнется, так и гнется…
— Мефи? Это — древнее имя, это — тот, который… Ты помнишь: там,
на камне — изображен юноша… Или нет: я лучше
на твоем
языке, так ты
скорее поймешь. Вот: две силы в мире — энтропия и энергия. Одна — к блаженному покою, к счастливому равновесию; другая — к разрушению равновесия, к мучительно-бесконечному движению. Энтропии — наши или, вернее, — ваши предки, христиане, поклонялись как Богу. А мы, антихристиане, мы…
Конечно, всего
скорее могла донести матери младшая дочка, четырнадцатилетняя лупоглазая Любочка, большая егоза и ябедница, шантажистка и вымогательница. Зоркие ее глаза видели сквозь стены, а с ней, как с «маленькой», мало стеснялись. Когда старшие сестры не брали ее с собой
на прогулку, когда ей необходимо было выпросить у них ленточку, она, устав клянчить, всегда прибегала к самому ядовитому приему: многозначительно кивала головой, загадочно чмокала
языком и говорила протяжно...
Фаэтон между тем быстро подкатил к бульвару Чистые Пруды, и Егор Егорыч крикнул кучеру: «Поезжай по левой стороне!», а велев свернуть близ почтамта в переулок и остановиться у небольшой церкви Феодора Стратилата, он предложил Сусанне выйти из экипажа, причем самым почтительнейшим образом высадил ее и попросил следовать за собой внутрь двора, где и находился храм Архангела Гавриила, который действительно своими колоннами, выступами, вазами, стоявшими у подножия верхнего яруса, напоминал
скорее башню, чем православную церковь, —
на куполе его, впрочем, высился крест; наружные стены храма были покрыты лепными изображениями с таковыми же лепными надписями
на славянском
языке: с западной стороны, например, под щитом, изображающим благовещение, значилось: «Дом мой — дом молитвы»; над дверями храма вокруг спасителева венца виднелось: «Аз есмь путь и истина и живот»; около дверей, ведущих в храм, шли надписи: «Господи, возлюблю благолепие дому твоего и место селения славы твоея».
Шелковников начал докладывать
языком служебной бумаги.
На заводе все благополучно. Ждут только приезда Василия Терентьевича, чтобы в его присутствии пустить доменную печь и сделать закладку новых зданий… Рабочие и мастера наняты по хорошим ценам. Наплыв заказов так велик, что побуждает как можно
скорее приступить к работам.
Кербалай хорошо говорил по-русски, но дьякон думал, что татарин
скорее поймет его, если он будет говорить с ним
на ломаном русском
языке.
— Повесить успеем всегда, — спорил кто-то, — а надо из них правды добыть…
На угольках поджарить али водой холодной полить: развяжут язык-то
скорее.
Артамонову стало ясно: Тихон, наконец, всё-таки донёс
на него, и вот он, больной, арестован. Но это не очень испугало его, а
скорей возмутило нечеловеческой глупостью. Он опёрся локтями, приподнял голову, заговорил тихо, с укором и насмешкой, чувствуя
на языке какую-то горечь и сухость во рту...
Надо заметить, весь разговор происходил
на странном каком-то
языке. Варвара коверкала слова, произнося их
на чухонский лад; Беккер
скорее мычал, чем говорил, отыскивая русские слова, выходившие у него не то немецкими, не то совершенно неизвестного происхождения.
«Скачи
скорей в мой старый дом,
Там дочь моя; ни ночь, ни днем
Не ест, не спит, всё ждет да ждет,
Покуда милый не придет!
Спеши… уж близок мой конец,
Теперь обиженный отец
Для вас лишь страшен как мертвец!»
Он дальше говорить хотел,
Но вдруг
язык оцепенел;
Он сделать знак хотел рукой,
Но пальцы сжались меж собой.
Тень смерти мрачной полосой
Промчалась
на его челе;
Он обернул лицо к земле,
Вдруг протянулся, захрипел,
И дух от тела отлетел!
Хотя Нюша Горелова, закадычная «
на жизнь и
на смерть» подруга молоденькой сербки Милицы Петрович, могла бы многое что рассказать, но она
скорее даст отрезать себе
язык, нежели выдаст подругу. Не скажет она, где её Миля, не скажет ни за что!
А как ее учительница танцевания и музыки была француженка, то она в
скором времени выучилась говорить и писать
на этом
языке с большою легкостию.
— Не бойся, барин; ты напал не
на такую дуру! Если б пытали меня,
скорей откушу себе
язык и проглочу его, чем проговорюсь. Прощай же, таланливый мой; не забудь про фату!
Скорей повесит он свои шпоры к большому колоколу московскому и заставит его говорить
на своем
языке, чем лифляндцы будут вынуждены когда-либо знать по-русски.
— Коли наглости у ней хватит вернуться в дом, так она
скорей язык проглотит, чем проболтается, свою же шкуру жалеючи. Да навряд она вернулася: сбежала, чай, и глаз
на двор показать не осмелится; знает кошка, чье мясо съела, чует, что не миновать ей за такое дело конюшни княжеской, а что до князя не дойдет воровство ее, того ей и
на мысль не придет, окаянной!
Но в одной его собственноручной записке
на итальянском
языке сказано: Io son nato 1730 il 13 Novembre. В письме его вдовы к племяннику Хвостову и
на надгробном памятнике значится, что муж ее родился в 1730 году. Этот же год получается и из формуляра, составленного в 1763 году, когда Александр Васильевич был полковым командиром. Эти и довольно многочисленные другие данные приводят к заключению, что 1730 год следует считать годом его рождения
скорее, чем всякий другой.
Только один избранник осмелился простирать
на нее свои виды: именно это был цейгмейстер Вульф, дальний ей родственник, служивший некогда с отцом ее в одном корпусе и деливший с ним последний сухарь солдатский, верный его товарищ, водивший его к брачному алтарю и опустивший его в могилу; любимый пастором Гликом за благородство и твердость его характера, хотя беспрестанно сталкивался с ним в рассуждениях о твердости характера лифляндцев, о намерении посвятить Петру I переводы Квинта Курция и Науки мореходства и о
скором просвещении России; храбрый, отважный воин, всегда готовый умереть за короля своего и отечество; офицер, у которого честь была не
на конце
языка, а в сердце и
на конце шпаги.
Спокойствие и твердость, с которою она говорила, предвещали благоприятную и
скорую развязку допросам. Гроза, собравшаяся
на лице обер-гофкомиссара, начала расходиться. Он дал знак
Языку рукою, этот понял и вышел. Тогда цыганка сказала с твердостью...
У Даши в комнате,
скорее похожей
на маленькую коробочку-угловушку, до сих пор игравшей роль гардеробной и теперь предложенной новой жилице, горит лампа. Даша сидит за столом и учит к завтрашнему дню уроки. Все они легки и возни с ними немного. Вот только французский. Задана басня Лафонтена
на французском
языке. И французский, и немецкий
языки не даются Даше. Готовить их самой было нелегко.