И долго юноша над ним
Стоял раскаяньем томим,
Невольно мысля о былом,
Прощая — не прощен ни в чем!
И на груди его потом
Он тихо распахнул кафтан:
Старинных и последних ран
На ней кровавые следы
Вились, чернели как бразды.
Он руку к сердцу приложил,
И трепет замиравших жил
Ему неясно возвестил,
Что в буйном
сердце мертвецаКипели страсти до конца,
Что блеск печальный этих глаз
Гораздо прежде их погас!..
Неточные совпадения
«Да, выбор между мной и Вронским», подумал Левин, и оживавший в душе его
мертвец опять умер и только мучительно давил его
сердце...
В приемный покой вошли доктор с фельдшером и частный. Доктор был плотный коренастый человек в чесунчевом пиджаке и таких же узких, обтягивавших ему мускулистые ляжки панталонах. Частный был маленький толстяк с шарообразным красным лицом, которое делалось еще круглее от его привычки набирать в щеки воздух и медленно выпускать его. Доктор подсел на койку к
мертвецу, так же как и фельдшер, потрогал руки, послушал
сердце и встал, обдергивая панталоны.
Голос его, будто нож, царапал
сердце, и
мертвец вдруг ушел под землю.
Вдруг в передней раздался звонок. У меня екнуло
сердце. Уж не Орлов ли это, которому пожаловался на меня Кукушкин? Как мы с ним встретимся? Я пошел отворять. Это была Поля. Она вошла, стряхнула в передней со своего бурнуса снег и, не сказав мне ни слова, отправилась к себе. Когда я вернулся в гостиную, Зинаида Федоровна, бледная, как
мертвец, стояла среди комнаты и большими глазами смотрела мне навстречу.
Пуки ассигнаций росли в сундуках, и как всякий, кому достается в удел этот страшный дар, он начал становиться скучным, недоступным ко всему, кроме золота, беспричинным скрягой, беспутным собирателем и уже готов был обратиться в одно из тех странных существ, которых много попадается в нашем бесчувственном свете, на которых с ужасом глядит исполненный жизни и
сердца человек, которому кажутся они движущимися каменными гробами с
мертвецом внутри наместо
сердца.
Они, видно, всегда и везде одинаковы; а знают ли эти люди, что
сердце мое давно уже похоронено в могиле, что в памяти моей живет
мертвец, которому я принадлежу всеми моими помыслами; но оставим мое прошедшее.
Я поспешно вбежал по шатким ступеням, вошел в темную маленькую комнату — и
сердце во мне перевернулось… На узкой постели, под шинелью, бледный как
мертвец, лежал Пасынков и протягивал мне обнаженную исхудалую руку. Я бросился к нему и судорожно его обнял.
Но если Иоанн говорит истину, если в самом деле гнусное корыстолюбие овладело душами новогородцев, если мы любим сокровища и негу более добродетели и славы, то скоро ударит последний час нашей вольности, и вечевой колокол, древний глас ее, падет с башни Ярославовой и навсегда умолкнет!.. Тогда, тогда мы позавидуем счастию народов, которые никогда не знали свободы. Ее грозная тень будет являться нам, подобно
мертвецу бледному, и терзать
сердце наше бесполезным раскаянием!
Я взглянул на бедную женщину, которая одна была как
мертвец среди всей этой радостной жизни: на ресницах ее неподвижно остановились две крупные слезы, вытравленные острою болью из
сердца. В моей власти было оживить и осчастливить это бедное, замиравшее
сердце, и я только не знал, как приступить к тому, как сделать первый шаг. Я мучился. Сто раз порывался я подойти к ней, и каждый раз какое-то невозбранное чувство приковывало меня на месте, и каждый раз как огонь горело лицо мое.
Постояв несколько минут, он наклонился над неподвижно лежавшим незнакомцем, дотронулся до него и ощутил холод трупа. Он поднял его руку, она тяжело упала назад. Он приложил ухо к его
сердцу — оно не билось. Перед ним лежал
мертвец.
— Да, ты-то… Коли не понимаешь и не знаешь никакой жалости к человеку… У меня
сердце, на барина глядючи, надрывается… Увидала она, что от моего ухода он поправляеться стал, отстранять меня начала… Сама-де за ним похожу… Ты ступай себе. Побудет у него с час места… Приду я —
мертвец мертвецом лежит…
Когда эта музыка соединялась в адский хор и статуи, при сверкании красноватой молнии, выступали из мрака вперед, как
мертвецы в своих саванах, и опять с нею убегали во мрак, тогда и молодец, с крепкими мышцами и бестрепетным
сердцем, проезжая этими местами, невольно должен был прочитать молитву.
Мысли за мыслью, догадки за догадкой вязались в голове ее; вдруг одно страшное сомнение мелькнуло пред ней и всю ее обхватило…
сердце ее то кипело, как разожженная сера, то стыло, будто под ледяной рукой
мертвеца.
Милый, дорогой
мертвец отнял было у него
сердце и мысли Анастасии, с трудом могли отрывать ее от могилы отца; но через несколько времени живой друг, очарователь ее, ее суженый, снова занял все ее помыслы и чувства.