Лишь после пяти лет, при встрече с Дюроком я узнал, отчего Дигэ, или Этель Мейер, не смогла в назначенный момент
сдвинуть стены и почему это вышло так молниеносно у Ганувера.
Неточные совпадения
Койки напоминали гробы, больные, лежа кверху носами, были похожи на мертвых воробьев. Качались желтые
стены, парусом выгибался потолок, пол зыбился,
сдвигая и раздвигая ряды коек, все было ненадежно, жутко, а за окнами торчали сучья деревьев, точно розги, и кто-то тряс ими.
— Хошь возраста мне всего полсотни с тройкой, да жизнь у меня смолоду была трудная, кости мои понадломлены и сердце по ночам болит, не иначе, как
сдвинули мне его с места, нет-нет да и заденет за что-то. Скажем, на
стене бы, на пути маятника этого, шишка была, вот так же задевал бы он!
Вокруг
стен чайной залы стояли черные столы и скамейки; их
сдвигали в один общий стол к чаю и завтраку.
Всё теснее
сдвигает человек этот вокруг меня камни
стен, опускает он свод здания на голову мою; тесно мне и тяжело в пыли его слов.
Челюсть у него дрожала, говорил он тихо, невнятно. Стоял неподвижно и смотрел в лицо женщины исподлобья, взглядом робкого нищего. А она,
сдвинув брови, отмечала меру стиха легкими кивками головы, ее правая рука лежала на камнях
стены, левая теребила пуговицу кофты.
Александра Михайловна стала раздеваться. Еще сильнее пахло удушливою вонью, от нее мутилось в голове. Александра Михайловна отвернула одеяло, осторожно
сдвинула к
стене вытянувшуюся ногу папиросницы и легла. Она лежала и с тоскою чувствовала, что долго не заснет. От папиросницы пахло селедкою и застарелым, грязным потом; по зудящему телу ползали клопы, и в смутной полудремоте Александре Михайловне казалось — кто-то тяжелый, липкий наваливается на нее, и давит грудь, и дышит в рот спертою вонью.
Я сцепился с ним, возражал, выяснял свою мысль. Но Печерников ловко переиначивал мои слова, чуть-чуть
сдвигал мои возражения в другую плоскость и победительно опровергал их, а я не умел уследить, где он мои мысли передвинул. Сплошная была софистика, но я был против нее бессилен. А Печерников не хотел знать пощады. Приперев меня своими возражениями к
стене, он говорил...