Юлия (в бреду). Сероватое платье-то себе заказала… Правду люди-то говорили, а я не верила… Теперь как же?.. Две у него невесты-то? Сероватое я платье-то заказала… Ах, нет, желтоватое. (Несколько придя в себя.) Ах, что это я говорю?.. (Тихонько смеется.) Ха, ха, ха. Флор Федулыч! Ха, ха, ха! (Подает
руку Флору Федулычу.)
Неточные совпадения
— Тебе и книги в
руки, Гордей Евстратыч, — сознавался сам Пятов, когда они вечерком сидели в гостиной о. Крискента за стаканом чаю. — Экая у тебя память… А меня часто-таки браковали бабенки, особенно которая позубастее. Закажет
Флору и Лавру, а я мученику Митрофану поставлю.
Флор Федулыч (Михевне). Опять обморок, и
руки похолодели. Этим не шутят-с; скорей за доктором-с… Это уж близко смерти-с.
Флор Федулыч сидит в креслах с газетою в
руках. Входит Василий, потом Глафира Фирсовна.
Флор Федулыч (кланяясь и подавая
руку). Честь имею… Прошу извинить!
Флор Федулыч (предлагает
руку). Пожалуйте-с!
Юлия (сложив
руки).
Флор Федулыч,
Флор Федулыч, умоляю вас!
Флор Федулыч. Так точно-с. Угодно вам будет деньги заплатить, или прикажете представить их ко взысканию? Один Монте-Кристо на днях переезжает в яму-с; так, может быть, и другому Монте-Кристо угодно будет сделать ему компанию? Во всяком случае прошу вашего извинения. Имею честь кланяться. (Уходит под
руку с Юлией Павловной.)
Юлия (берет дрожащими
руками деньги и торопливо прячет). Ах, благодарю вас, благодарю!.. (Крепко обнимает и целует
Флора Федулыча.)
Юлия (закрываясь
руками). Ах,
Флор Федулыч!
Петр-Павел — соединение в одном лице двух, так же, как Кузьма-Демьян, Флор-Лавер и пр.], в одной
руке ключи золотые, в другой трава петров крест, что гонит нечистую силу в тартарары.
«Куда б мог деваться он?» Напрасно Меркулов успокаивал приказчика, напрасно уверял его, что Дмитрий Петрович где-нибудь в гостях засиделся,
Флор Гаврилов на те речи только с досады
рукой махнет, головой тряхнет да потом и примолвит...
Флора не плакала и не убивалась при материном гробе, и поцеловала лоб и
руку покойницы с таким спокойствием, как будто здесь вовсе и не шло дело о разлуке. Да оно и в самом деле не имело для
Флоры значения разлуки: они с матерью шли друг за другом.
Через неделю этому же отцу Гермогену исповедала грехи свои и отходившая
Флора, а двое суток позже тот же отец Гермоген, выйдя к аналою, чтобы сказать надгробное слово
Флоре, взглянул в тихое лицо покойницы, вздрогнул, и, быстро устремив взор и
руки к стоявшему у изголовья гроба генералу, с немым ужасом на лице воскликнул: «Отче благий: она молит Тебя: молитв ее ради ими же веси путями спаси его!» — и больше он не мог сказать ничего, заплакал, замахал
руками и стал совершать отпевание.
Пелены, занавесы, орари и воздухи приходской церкви — все это было сделано их
руками, и приходское духовенство считало
Флору и ее мать ревностнейшими прихожанками.
Пустых и вздорных людей этот брак генерала тешил, а умных и честных, без которых, по Писанию, не стоит ни один город, этот союз возмутил; но генерал сумел смягчить неприятное впечатление своего поступка, объявив там и сям под
рукой, что он женился на
Флоре единственно для того, чтобы, в случае своей смерти, закрепить за нею и за ее матерью право на казенную пенсию, без чего они могли бы умереть с голоду.
О прежнем великолепии дома свидетельствовали еще множество статуй Нептунов [Нептун — бог морей в Древнем Риме.], Диан [Диана — богиня луны и охоты в Древнем Риме (то же, что Артемида в Греции).],
Флор [
Флора — богиня юности, цветов и удовольствия у римлян.] и прочих сочленов Олимпа с разбитыми головами или обломанными
руками; остатки на фронтоне искусной лепной работы и два бесхвостых сфинкса, еще, впрочем, в добром здоровье, охранявших вход в это жилище.