Неточные совпадения
Надежда Васильевна в несколько минут успела
рассказать о своей жизни на приисках, где ей было так хорошо, хотя иногда начинало неудержимо тянуть в город, к
родным. Она могла бы назвать себя совсем счастливой, если бы не здоровье Максима, которое ее очень беспокоит, хотя доктор, как все доктора, старается убедить ее в полной безопасности. Потом она
рассказывала о своих отношениях к отцу и матери,
о Косте, который по последнему зимнему пути отправился в Восточную Сибирь, на заводы.
Верно, вы от Ивана Сергеевича слышали историю
о рыбе, то есть
о географической карте, которую мы с Якушкиным чертили в Петровском. За это на меня гонение от губернатора — вероятно, Якушкин
рассказал Персину это важное событие. Мне жаль, что Персии не видал моих
родных и не заехал сюда…
Он стал
рассказывать о покойниках, как они, выходя из могил, бродят до полуночи по городу, ищут, где жили, где у них остались
родные.
С негодованием
рассказал он мне про Фому Фомича и тут же сообщил мне одно обстоятельство,
о котором я до сих пор еще не имел никакого понятия, именно, что Фома Фомич и генеральша задумали и положили женить дядю на одной престранной девице, перезрелой и почти совсем полоумной, с какой-то необыкновенной биографией и чуть ли не с полумиллионом приданого; что генеральша уже успела уверить эту девицу, что они между собою
родня, и вследствие того переманить к себе в дом; что дядя, конечно, в отчаянии, но, кажется, кончится тем, что непременно женится на полумиллионе приданого; что, наконец, обе умные головы, генеральша и Фома Фомич, воздвигли страшное гонение на бедную, беззащитную гувернантку детей дяди, всеми силами выживают ее из дома, вероятно, боясь, чтоб полковник в нее не влюбился, а может, и оттого, что он уже и успел в нее влюбиться.
Он был очень слаб, и от него она не могла ничего узнать; но
родной его брат Алексей, молодой парень, только вчера наказанный, кое-как сполз с лавки, стал на колени и
рассказал ей всю страшную повесть
о брате,
о себе и
о других.
А Елена Петровна со стыдом и раскаянием думала
о своем грехе: этому незнакомому и, в конце концов, подозрительному человеку, Колесникову, она
рассказала о том, чего не знала и
родная дочь —
о своей жизни с генералом.
Рассказывали разные истории. Между прочим, говорили
о том, что жена старосты, Мавра, женщина здоровая и неглупая, во всю свою жизнь нигде не была дальше своего
родного села, никогда не видела ни города, ни железной дороги, а в последние десять лет все сидела за печью и только по ночам выходила на улицу.
Бабушка спросила меня: заезжал ли я на отцову могилу, кого видел из
родных в Орле и что поделывает там дядя? Я ответил на все ее вопросы и распространился
о дяде,
рассказав, как он разбирается со старыми «лыгендами».
—
О, будьте уверены, — я
расскажу вам происшествие самое истиннейшее, и притом
о лицах мне очень дорогих и близких. Дело касается моего
родного брата, который, как вам, вероятно, известно, хорошо служит и пользуется вполне им заслуженною доброю репутациею.
И Ашанин заснул, полный бодрости и надежд на будущее… Еще два года, и он мичманом и лихим моряком вернется домой к своим горячо любимым
родным и за самоваром будет
рассказывать им
о всем том, что пережил, что перевидал…
Выше такого отношения к себе критики Андреев, по-видимому, стать не мог и страдал жестоко. Он долго и охотно
рассказывал о своих литературных успехах, с озлоблением говорил
о критиках. Даже напечатал в «Биржевых ведомостях» бестактнейшую статью, в которой упрекал критиков, что они не ценят и не берегут
родных талантов.
— Послушайте, пожалуйста, что она говорит на себя! Но я вам что-то хотела сказать… Ах да!.. Вы ведь, наверное, слышали, что все
рассказывали о том, как к графу приехал будто один
родной. какой-то гусар, в своей форме, все в обтяжку, а он будто взял и подвязал ему нянькин фартук, а иначе он не хотел его пустить в салон.
Впоследствии над этими словами задумывался венчанный внук Иоанна, заключенный в том же отделении черной избы; часто искал злополучный Дмитрий Иванович ключа к этим иероглифам. Только сказочник Афоня мог объяснить их,
рассказав ему повесть
о заключенном. Недаром же Антон написал четыре слова на
родном языке: они послужили к прекрасной тризне по нем, совершенной через несколько лет устами доброго старца и сердцем юного узника, который не знал своих преступлений.
Он чуть было не
рассказал отцу историю с запиской и
о назначенном свидании, но какое-то внутреннее чувство удержало его. Он один должен быть судьей ее — его разрушенного идеала! Зачем вмешивать в эту историю других, хотя бы
родного отца. Он сам ей в глаза скажет, как он смотрит на подобный ее поступок.
Она в разговоре с ним осуждала одну из своих подруг, тайком вышедшую замуж за графа без ведома родителей последнего, и с краской негодования
рассказывала о тех унижениях, которые пришлось вытерпеть несчастной, прежде нежели
родные «из милости» допустили ее к себе и с виду простили сына и его молодую жену.
— Вы не поверите, — говорила Глафира Петровна, — как она меня растрогала сознанием в своем, более чем странном, поведении, которое и дало повод злым людям
рассказывать о ней всевозможного рода небывальщицы и заклеймить ее прозвищами… Без
родных и знакомых ее одолевала такая скука, что она готова была разбить себе голову… Теперь Глебушка положительно возродил ее.
— Вы не граф Свянторжецкий… Вы выдали себя мне вашим последним рассказом
о ногте Тани… Вы Осип Лысенко, товарищ моего детства, принятый как
родной в доме моей матери. Я давно уже, встречая вас, вспоминала, где я видела вас. Теперь меня точно осенило. И вот чем вы решили отплатить ей за гостеприимство… Идите, Осип Иванович, и доносите на меня кому угодно… Я повторяю, что сегодня же
расскажу все дяде Сергею, а завтра доложу государыне.
Наполеон поехал дальше, мечтая
о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l’oiseau qu’on rendit aux champs qui l’on vu naître [птица, возвращенная
родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед всё то, чего не было и что он будет
рассказывать у своих.
Так было и с тою,
о которой я
рассказываю. Досаждаемая докучными просьбами
родных, девочка Груша стала «разлюбливать» их, а в то же время «с сердцов» она стала отвечать хозяевам «речи», т. е. говорить то, чего сама не думала.