Неточные совпадения
От зари до зари кишели люди
в воде, вбивая
в дно реки сваи и заваливая мусором и навозом
пропасть, казавшуюся бездонною.
— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, [Рыцарскую. (Прим. Н.
В. Гоголя.)] чтобы стояли всегда за веру Христову, а не то — пусть лучше
пропадут, чтобы и духу их не было на свете! Подойдите, дети, к матери: молитва материнская и на
воде и на земле спасает.
На сажень от горячего источника струилась из-под дерева нить
воды и тихо
пропадала в траве — вот вам и минеральный ключ!
Когда обливаешься вечером,
в темноте,
водой, прямо из океана, искры сыплются, бегут, скользят по телу и
пропадают под ногами, на палубе.
Приближалось время хода кеты, и потому
в море перед устьем Такемы держалось множество чаек. Уже несколько дней птицы эти
в одиночку летели куда-то к югу. Потом они
пропали и вот теперь неожиданно появились снова, но уже стаями. Иногда чайки разом снимались с
воды, перелетали через бар и опускались
в заводь реки. Я убил двух птиц. Это оказались тихоокеанские клуши.
Кругом было темно.
Вода в реке казалась бездонной
пропастью.
В ней отражались звезды. Там, наверху, они были неподвижны, а внизу плыли с
водой, дрожали и вдруг вновь появлялись на прежнем месте. Мне было особенно приятно, что ни с кем ничего не случилось. С этими радостными мыслями я задремал.
Мои спутники рассмеялись, а он обиделся. Он понял, что мы смеемся над его оплошностью, и стал говорить о том, что «грязную
воду» он очень берег. Одни слова, говорил он, выходят из уст человека и распространяются вблизи по воздуху. Другие закупорены
в бутылку. Они садятся на бумагу и уходят далеко. Первые
пропадают скоро, вторые могут жить сто годов и больше. Эту чудесную «грязную
воду» он, Дерсу, не должен был носить вовсе, потому что не знал, как с нею надо обращаться.
— Тьфу ты,
пропасть! — пробормотал он, плюнув
в воду, — какая оказия! А все ты, старый черт! — прибавил он с сердцем, обращаясь к Сучку. — Что это у тебя за лодка?
— А вон там впереди,
в ложбине, над ручьем, мостик… Они нас там! Они всегда этак… возле мостов. Наше дело, барин, чисто! — прибавил он со вздохом, — вряд ли живых отпустят; потому им главное: концы
в воду. Одного мне жаль, барин:
пропала моя троечка, — и братьям-то она не достанется.
Чем выше мы поднимались, тем больше иссякали ручьи и наконец
пропали совсем. Однако глухой шум под камнями указывал, что источники эти еще богаты
водой. Мало-помалу шум этот тоже начинал стихать. Слышно было, как под землей бежала
вода маленькими струйками, точно ее лили из чайника, потом струйки эти превратились
в капли, и затем все стихло.
Текучей
воды было мало. Только одна река Перла, да и та неважная, и еще две речонки: Юла и Вопля. [Само собой разумеется, названия эти вымышленные.] Последние еле-еле брели среди топких болот, по местам образуя стоячие бочаги, а по местам и совсем
пропадая под густой пеленой водяной заросли. Там и сям виднелись небольшие озерки,
в которых водилась немудреная рыбешка, но к которым
в летнее время невозможно было ни подъехать, ни подойти.
Отчего вдруг,
в самый тот день, когда разбогател он, Басаврюк
пропал, как
в воду?» Говорите же, что люди выдумывают!
Пришлось черту заложить красную свитку свою, чуть ли не
в треть цены, жиду, шинковавшему тогда на Сорочинской ярмарке; заложил и говорит ему: «Смотри, жид, я приду к тебе за свиткой ровно через год: береги ее!» — и
пропал, как будто
в воду.
Гуляет, пьянствует и вдруг
пропадет, как
в воду, и слуху нет.
Перекрестился дед, когда слез долой. Экая чертовщина! что за
пропасть, какие с человеком чудеса делаются! Глядь на руки — все
в крови; посмотрел
в стоявшую торчмя бочку с
водою — и лицо также. Обмывшись хорошенько, чтобы не испугать детей, входит он потихоньку
в хату; смотрит: дети пятятся к нему задом и
в испуге указывают ему пальцами, говоря: «Дывысь, дывысь, маты, мов дурна, скаче!» [Смотри, смотри, мать, как сумасшедшая, скачет! (Прим. Н.
В. Гоголя.)]
Вода, жар и пар одинаковые, только обстановка иная. Бани как бани! Мочалка — тринадцать, мыло по одной копейке. Многие из них и теперь стоят, как были, и
в тех же домах, как и
в конце прошлого века, только публика
в них другая, да старых хозяев, содержателей бань, нет, и память о них скоро совсем
пропадет, потому что рассказывать о них некому.
— И
пропал, да! С того года божья благостыня, как
вода на плот,
в дом нам потекла. Эх, Варвара…
Как только сольет полая
вода, болотные кулики занимают свои родимые болота,
в которых живут постоянно каждый год, если какая-нибудь особенная причина не заставит их переменить места своего жительства. Причины бывают разные: иногда болото высыхает от того, что
пропадают в нем родники или паточины; иногда от того, что их затопчет скот; иногда от того, что болото высушивается искусственно людьми и превращается
в сенокосные луга или пашню.
Было много случаев, когда погибали целые семьи от разных эпидемических болезней или
пропадали без вести
в тайге, замерзали около дома или тонули
в воде.
Но вот волна проходила, отблеск
пропадал, и тогда казалось, будто небесное светило снова погрузилось «
в лоно стеклянных
вод».
Сумерки быстро спускались на землю.
В море творилось что-то невероятное. Нельзя было рассмотреть, где кончается
вода и где начинается небо. Надвигающаяся ночь, темное небо, сыпавшее дождем с изморозью, туман — все это смешалось
в общем хаосе. Страшные волны вздымались и спереди и сзади. Они налетали неожиданно и так же неожиданно исчезали, на месте их появлялась глубокая впадина, и тогда казалось, будто лодка катится
в пропасть.
Так эта комедия и
пропала, — как будто
в воду канула, на некоторое время.
Мыльников с Рублихи отправился прямо на Фотьянку к баушке Лукерье… Окси и там не было; потом —
в Балчуговский завод, — Окся точно
в воду канула. Так и
пропала девка.
И точно, как ни безнадежно заключение Ивана Павлыча, но нельзя не согласиться, что ездить на теплые
воды все-таки удобнее, нежели
пропадать пропадом
в Петергофском уезде 15. Есть люди, у которых так и
в гербах значится:
пропадайте вы пропадом — пускай они и
пропадают. А нам с Иваном Павлычем это не с руки. Мы лучше
в Эмс поедем да легкие пообчистим, а на зиму опять вернемся
в отечество: неужто, мол, петергофские-то еще не
пропали?
О Балалайкине между тем совсем забыли. Как только приехали к Завитаеву, Иван Тимофеич, при двух благородных свидетелях, отдал ему остальные деньги, а с него взял расписку: «Условленную за брак сумму сполна получил». Затем он словно
в воду канул; впоследствии же, как ни добивались от него, куда он
пропал, он городил
в ответ какую-то неслыханную чепуху...
Стоят по сторонам дороги старые, битые громом березы, простирая над головой моей мокрые сучья; слева, под горой, над черной Волгой, плывут, точно
в бездонную
пропасть уходя, редкие огоньки на мачтах последних пароходов и барж, бухают колеса по
воде, гудят свистки.
— Были, конечно, как у всякого порядочного человека. Отца звали Ричард Бенсон. Он
пропал без вести
в Красном море. А моя мать простудилась насмерть лет пять назад. Зато у меня хороший дядя; кисловат, правда, но за меня пойдет
в огонь и
воду. У него нет больше племяшей. А вы верите, что была Фрези Грант?
— Что б я ни говорил, кричи только «виновата!», а там уж не твое дело. Третьего дня
пропали боярские красна; если тебя будут о них спрашивать, возьми ковш
воды, пошепчи над ним, взгляни на меня, и как я мотну головою, то отвечай, что они на гумне Федьки Хомяка спрятаны
в овине.
Оно особенно выгодно и приятно потому, что
в это время другими способами уженья трудно добывать хорошую рыбу; оно производится следующим образом:
в маленькую рыбачью лодку садятся двое; плывя по течению реки, один тихо правит веслом, держа лодку
в расстоянии двух-трех сажен от берега, другой беспрестанно закидывает и вынимает наплавную удочку с длинной лесой, насаженную червяком, кобылкой (если они еще не
пропали) или мелкой рыбкой; крючок бросается к берегу, к траве, под кусты и наклонившиеся деревья, где
вода тиха и засорена падающими сухими листьями: к ним обыкновенно поднимается всякая рыба, иногда довольно крупная, и хватает насадку на ходу.
Кроме хищных и нехищных рыб, немало также поедает икру птица; самые главные истребительницы — утки, чайки и вороны: утки и чайки хватают ее, плавающую
в воде, даже ныряют за ней, а вороны достают ее сухопутно, ходя по берегам и по мелкой
воде, преимущественно около трав, куда икру прибивает ветром и где она, прилипнув к осоке или камышу, на которые всплескивается волнами, часто обсыхает и
пропадает даром.
Хотя трудно с этим согласиться, но положим, что такая уверенность справедлива, да для рыбы эта отрава очень вредна: та, которая наглоталась кукольванца много, умирает скоро, всплывает наверх, бывает собрана и съедена; но несравненно большая часть окормленной рыбы
в беспамятстве забивается под берега, под коряги и камни, под кусты и корни дерев,
в густые камыши и травы, растущие иногда на глубоких местах — и умирает там, непримеченная самими отравителями, следовательно
пропадает совершенно даром и гниением портит
воду и воздух.
Кое-где чернели корни кустов, освобожденные от сугробов; теплые лучи солнца, пронизывая насквозь темную чащу сучьев, озаряли
в их глубине свежие, глянцевитые прутики, как бы покрытые красным лаком; затверделый снег подтачивался
водою, хрустел, изламывался и скатывался
в пропасть: одним словом, все ясно уже говорило, что дуло с весны и зима миновала.
«Так вон они как! Вот что. А мне и невдомек было! Знамо, теперь все
пропало, кануло
в воду… Что ж! Я им не помеха, коли так… Господь с ними!» — бормотал Ваня, делая безотрадные жесты и на каждом шагу обтирая ладонью пот, который катился с него ручьями. Ночь между тем была росистая и сырая. Но он чувствовал какую-то нестерпимую духоту на сердце и
в воздухе. Ему стало так жарко, что он принужден даже был распахнуть одежду.
В то время как Ваня и Дуня проводили вечера неразлучно с дедушкой, Гришка
пропадал на лесистых берегах озера, снимал галочьи гнезда, карабкался на крутых обрывах соседних озер и часы целые проводил, повиснув над
водою, чтобы только наловить стрижей (маленькие птички вроде ласточек, живущие
в норках, которыми усеяны глинистые крутые берега рек и озер).
Обоз расположился
в стороне от деревни на берегу реки. Солнце жгло по-вчерашнему, воздух был неподвижен и уныл. На берегу стояло несколько верб, но тень от них падала не на землю, а на
воду, где
пропадала даром,
в тени же под возами было душно и скучно.
Вода, голубая оттого, что
в ней отражалось небо, страстно манила к себе.
У Зинаиды Федоровны
пропали золотые часики, подаренные ей когда-то отцом. Эта пропажа удивила и испугала ее. Полдня она ходила по всем комнатам, растерянно оглядывая столы и окна, но часы как
в воду канули.
— Нам здесь хуже, чем
в камнях, — объяснял Бубнов. — Под бойцом либо пан, либо
пропал, а здесь как барка залезла на огрудок — проваландаешься дня три
в воде-то. А тут еще перегрузка, чтобы ей пусто было!
Мы долго блуждали по петербургской слякоти. Была осень. Дул сильный ветер с моря. Поднималась кода. Мы побывали на Дворцовой набережной. Разъяренная река пенилась и охлестывала волнами гранитные парапеты набережной. Из черной
пропасти,
в которой исчезал другой берег, иногда блестела молния, и спустя четверть минуты раздавался тяжелый удар:
в крепости палили из пушек.
Вода прибывала.
Двухэтажный, с небольшими окнами, господский дом был выкрашен серою краскою; от самых почти окон начинал тянуться огромный пруд, берега которого густо были обсажены соснами, разросшимися
в огромные деревья, которые вместе с домом, отражаясь
в тинистой и непрозрачной
воде, делали пруд похожим на
пропасть; далее за ним следовал темный и заглохший сад,
в котором, кажется, никто и никогда не гулял.
—
Пропала, утопла,
в воду бросилась, — ответил Иван Ильич задыхавшимся голосом.
Между тем прибежали люди с баграми, притащили невод, стали расстилать его на траве, народу набралось
пропасть, суета поднялась, толкотня… кучер схватил один багор, староста — другой, оба вскочили
в лодку, отчалили и принялись искать баграми
в воде; с берега светили им. Странны и страшны казались движения их и их теней во мгле над взволнованным прудом, при неверном и смутном блеске фонарей.
— Кто
в воду бросился, кто
пропал?
Поют похабную плясовую песню, и Шатунов умело, но равнодушно пускает густые, охающие ноты, — они как-то особенно ловко ложатся под все слова и звуки крикливо развратной песни, а порою она вся тонет
в голосе Шатунова,
пропадая, как бойкий ручей
в темной стоячей
воде илистого пруда.
Так всю и обожжёт… летишь
в воду, как
в пропасть, и
в голове шумит…
Да, добрый был мужик, но, видно, судьба ему судила
пропадать промежду двумя шинками… А все-таки человек был веселый и все, бывало, песни поет. Весь, бывало, пропьется, и баба сердитая дома дожидается, а он как песню или прибаутку сложил, так думает, что горе избыл. Так и теперь: лежит себе
в телеге и поет во все горло, что даже лягушки с берега кидаются
в воду...
Белое облачное небо, прибрежные деревья, камыши, лодки с людьми и с веслами отражались
в воде, как
в зеркале; под лодками, далеко
в глубине,
в бездонной
пропасти тоже было небо и летали птицы.
Сегодня
вода плывёт спокойно, но — теперь лето, работать нечего, и сила реки
пропадает бесполезно; осенью,
в дожди, она станет непокорной и опасной, требуя непрерывного внимания к своим капризам; весною — выйдет из берегов, зальёт всё вокруг мутной холодной
водой и начнёт тихонько, настойчиво ломать, размывать плотину. Уже не однажды на памяти Николая она грозила разорением, заставляя непрерывно работать дни и ночи, чтобы побороть её неразумную силу.
Доносился мягкий звук падения капель
воды с мельничного колеса;
в роще, за плотиной, гукала выпь; мрачный, стонущий звук плавал
в воздухе; когда он
пропадал — листва деревьев шумела сильнее, точно испуганная им, и откуда-то доносилась звонкая песнь комара.
«Сидя на берегу речки у самого мельничного омута, — рассказывала Измарагда, — колдунья
в воду пустые горшки грузила; оттого сряду пять недель дожди лили неуёмные, сиверки дули холодные и
в тот год весь хлеб
пропал — не воротили на семена…» А еще однажды при Тане же приходила
в келарню из обители Рассохиных вечно растрепанная, вечно дрожащая, с камилавкой на боку, мать Меропея…
Вот светится маленькая полынья на грязно-зеленой трясине. Что-то вроде колодца.
Вода с берегами вровень. Это «окно». Беда оступиться
в это «окно» — там бездонная
пропасть. Не
в пример опасней «окон» «вадья» — тоже открытая круглая полынья, но не
в один десяток сажен ширины. Ее берега из топкого торфяного слоя, едва прикрывающего
воду. Кто ступит на эту обманчивую почву, нет тому спасенья. «Вадья» как раз засосет его
в бездну.