Неточные совпадения
Если бы Грустилов стоял действительно на высоте своего положения, он понял бы, что предместники его, возведшие тунеядство в административный
принцип, заблуждались очень горько и что тунеядство, как животворное начало, только тогда может считать себя достигающим полезных целей, когда оно концентрируется в известных пределах.
Нельзя думать, чтобы «Летописец» добровольно допустил такой важный биографический пропуск в истории родного города; скорее должно предположить, что преемники Двоекурова с умыслом уничтожили его биографию, как представляющую свидетельство слишком явного либерализма и могущую послужить для исследователей нашей старины соблазнительным поводом к отыскиванию конституционализма даже там, где, в сущности, существует лишь
принцип свободного сечения.
— Неужели ты это тоже из
принципа? — улыбаясь сказал Степан Аркадьич, отыскивая в темноте свою фуражку.
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не хотели принимать его проектов и были причиной всего зла в России, что тогда уже близко было к концу; и потому охотно отказался теперь от
принципа свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
— Да, но я выставляю другой
принцип, обнимающий
принцип свободы, — сказал Алексей Александрович, ударяя на слове «обнимающий» и надевая опять pince-nez, чтобы вновь прочесть слушателю то место, где это самое было сказано.
Алексей Александрович сочувствовал гласному суду в
принципе, но некоторым подробностям его применения у нас он не вполне сочувствовал, по известным ему высшим служебным отношениям, и осуждал их, насколько он мог осуждать что-либо высочайше утвержденное. Вся жизнь его протекла в административной деятельности и потому, когда он не сочувствовал чему-либо, то несочувствие его было смягчено признанием необходимости ошибок и возможности исправления в каждом деле.
— Я никогда не разумел, — сказал он за супом, обращаясь к Алексею Александровичу, — одну густоту населения, но в соединении с основами, а не с
принципами.
— Да, это очень верно, — сказал он, когда Алексей Александрович, сняв pince-nez, без которого он не мог читать теперь, вопросительно посмотрел на бывшего шурина, — это очень верно в подробностях, но всё-таки
принцип нашего времени — свобода.
Алексей Александрович доказывал, что обрусение Польши может совершиться только вследствие высших
принципов, которые должны быть внесены Русскою администрацией.
Он был верующий человек, интересовавшийся религией преимущественно в политическом смысле, а новое учение, позволявшее себе некоторые новые толкования, потому именно, что оно открывало двери спору и анализу, по
принципу было неприятно ему.
— Но мы стоим за
принцип, за идеал! — звучным басом возражал Песцов. — Женщина хочет иметь право быть независимою, образованною. Она стеснена, подавлена сознанием невозможности этого.
— Не из
принципа, а зачем я пойду?
Его отец некоторое время боролся с этим, но уступил — не
принципу, а желанию жены.
Принцип-то я и убил, а переступить-то не переступил, на этой стороне остался…
— Я все слышал и все видел, — сказал он, особенно упирая на последнее слово. — Это благородно, то есть я хотел сказать, гуманно! Вы желали избегнуть благодарности, я видел! И хотя, признаюсь вам, я не могу сочувствовать, по
принципу, частной благотворительности, потому что она не только не искореняет зла радикально, но даже питает его еще более, тем не менее не могу не признаться, что смотрел на ваш поступок с удовольствием, — да, да, мне это нравится.
Старуха была только болезнь… я переступить поскорее хотел… я не человека убил, я
принцип убил!
— Ох уж эти брюзгливые!
Принципы!.. и весь-то ты на
принципах, как на пружинах; повернуться по своей воле не смеет; а по-моему, хорош человек, — вот и
принцип, и знать я ничего не хочу. Заметов человек чудеснейший.
— Это все вздор и клевета! — вспыхнул Лебезятников, который постоянно трусил напоминания об этой истории, — и совсем это не так было! Это было другое… Вы не так слышали; сплетня! Я просто тогда защищался. Она сама первая бросилась на меня с когтями… Она мне весь бакенбард выщипала… Всякому человеку позволительно, надеюсь, защищать свою личность. К тому же я никому не позволю с собой насилия… По
принципу. Потому это уж почти деспотизм. Что ж мне было: так и стоять перед ней? Я ее только отпихнул.
Я просто по
принципу не пойду, чтобы не участвовать в гнусном предрассудке поминок, вот что!
— Нет, не все равно. Нигилист — это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного
принципа на веру, каким бы уважением ни был окружен этот
принцип.
— Ты говоришь, как твой дядя.
Принципов вообще нет — ты об этом не догадался до сих пор! — а есть ощущения. Все от них зависит.
— Строгий моралист найдет мою откровенность неуместною, но, во-первых, это скрыть нельзя, а во-вторых, тебе известно, у меня всегда были особенные
принципы насчет отношений отца к сыну. Впрочем, ты, конечно, будешь вправе осудить меня. В мои лета… Словом, эта… эта девушка, про которую ты, вероятно, уже слышал…
— Аристократизм, либерализм, прогресс,
принципы, — говорил между тем Базаров, — подумаешь, сколько иностранных… и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны.
— Полно, Евгений… послушать тебя сегодня, поневоле согласишься с теми, которые упрекают нас в отсутствии
принципов.
— Сил моих нет! — не раз с отчаянием восклицал Николай Петрович. — Самому драться невозможно, посылать за становым — не позволяют
принципы, а без страха наказания ничего не поделаешь!
— Забыл я: Иван писал мне, что он с тобой разошелся. С кем же ты живешь, Вера, а? С богатым, видно? Адвокат, что ли? Ага, инженер. Либерал? Гм… А Иван — в Германии, говоришь? Почему же не в Швейцарии? Лечится? Только лечится? Здоровый был. Но — в
принципах не крепок. Это все знали.
Именно отсюда, из этого раскола возникают качества, характерные для русской интеллигенции: шаткость, непрочность ее
принципов, обилие разноречий, быстрая смена верований.
— Только нарушен
принцип неприкосновенности депутатов.
— Нет, он не Свидригайлов и вообще не свирепый человек, а — человек «с
принципами» и эдакий, знаете, прямых линий…
Около нее вертелись юноши и девицы, или равнодушные к «политике», «
принципам», «традициям» или говорившие обо всем этом с иронией и скептицизмом стариков.
Он сравнивал ее с другими, особенно «новыми» женщинами, из которых многие так любострастно поддавались жизни по новому учению, как Марина своим любвям, — и находил, что это — жалкие, пошлые и более падшие создания, нежели все другие падшие женщины, уступавшие воображению, темпераменту, и даже золоту, а те будто бы
принципу, которого часто не понимали, в котором не убедились, поверив на слово, следовательно, уступали чему-нибудь другому, чему простодушно уступала, например, жена Козлова, только лицемерно или тупо прикрывали это
принципом!
— И все ложь! — говорил Райский. — В большинстве нет даже и почина нравственного развития, не исключая иногда и высокоразвитые умы, а есть несколько захваченных, как будто на дорогу в обрез денег — правил (а не
принципов) и внешних приличий, для руководства, — таких правил, за несоблюдение которых выводят вон или запирают куда-нибудь.
— Так вот те principes… [
принципы… (фр.)] А что дальше? — спросила она.
«Нет, нет, не этот! — думал он, глядя на портрет, — это тоже предок, не успевший еще полинять; не ему, а
принципу своему покорна ты…»
Я вижу, где обман, знаю, что все — иллюзия, и не могу ни к чему привязаться, не нахожу ни в чем примирения: бабушка не подозревает обмана ни в чем и ни в ком, кроме купцов, и любовь ее, снисхождение, доброта покоятся на теплом доверии к добру и людям, а если я… бываю снисходителен, так это из холодного сознания
принципа, у бабушки
принцип весь в чувстве, в симпатии, в ее натуре!
И — пожалуй — засмеялись бы над тем, кто вздумал бы серьезно настаивать на необходимости развития и разлития правил в общественной массе и обращении их в
принципы — так же настоятельно и неотложно, как, например, на необходимости неотложного построения железных дорог.
Ему страх как захотелось увидеть Веру опять наедине, единственно затем, чтоб только «великодушно» сознаться, как он был глуп, неверен своим
принципам, чтоб изгладить первое, невыгодное впечатление и занять по праву место друга — покорить ее гордый умишко, выиграть доверие.
Разврат выработал себе свои обычаи, почти
принципы, и царствует в людском обществе, среди хаоса понятий и страстей, среди анархии нравов…»
У большинства есть decorum [видимость (лат.).]
принципов, а сами
принципы шатки и редки, и украшают, как ордена, только привилегированные, отдельные личности. «У него есть правила!» — отзываются таким голосом о ком-нибудь, как будто говорят: «У него есть шишка на лбу!»
Незадолго до французской революции явился в Париже некто Лоу и затеял один, в
принципе гениальный, проект (который потом на деле ужасно лопнул).
В наше время — наплевать на все общие
принципы; в наше время не общие
принципы, а одни только частные случаи.
Это вражда в старом роде из-за возвышенных
принципов.
Что, бишь, я сказал Ламберту про
принципы?
Я сказал, что нет общих
принципов, а есть только частные случаи; это я соврал, архисоврал!
Ах, Ламберт, ты ничего не понимаешь: ты глуп, как палец; я говорю тебе теперь об этих
принципах, а ты, верно, ничего не понимаешь.
Мудреная наука жить со всеми в мире и любви была у него не наука, а сама натура, освященная
принципами глубокой и просвещенной религии.
— В этом-то и ошибка, что мы привыкли думать, что прокуратура, судейские вообще — это какие-то новые либеральные люди. Они и были когда-то такими, но теперь это совершенно другое. Это чиновники, озабоченные только 20-м числом. Он получает жалованье, ему нужно побольше, и этим и ограничиваются все его
принципы. Он кого хотите будет обвинять, судить, приговаривать.
Симон Картинкин был атавистическое произведение крепостного права, человек забитый, без образования, без
принципов, без религии даже. Евфимья была его любовница и жертва наследственности. В ней были заметны все признаки дегенератной личности. Главной же двигательной пружиной преступления была Маслова, представляющая в самых низких его представителях явление декадентства.
Главные качества графа Ивана Михайловича, посредством которых он достиг этого, состояли в том, что он, во-первых, умел понимать смысл написанных бумаг и законов, и хотя и нескладно, но умел составлять удобопонятные бумаги и писать их без орфографических ошибок; во-вторых, был чрезвычайно представителен и, где нужно было, мог являть вид не только гордости, но неприступности и величия, а где нужно было, мог быть подобострастен до страстности и подлости; в-третьих, в том, что у него не было никаких общих
принципов или правил, ни лично нравственных ни государственных, и что он поэтому со всеми мог быть согласен, когда это нужно было, и, когда это нужно было, мог быть со всеми несогласен.