Неточные совпадения
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то
дети: некогда
Ни думать, ни печалиться,
Дай Бог с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А на четвертый новое
Подкралось горе лютое —
К кому оно
привяжется,
До смерти не избыть!
Когда родился первый
ребенок, Илюшка, Рачитель избил жену поленом до полусмерти: это было отродье Окулка. Если Дунька не наложила на себя рук, то благодаря именно этому
ребенку,
к которому она
привязалась с болезненною нежностью, — она все перенесла для своего любимого детища, все износила и все умела забыть. Много лет прошло, и только сегодняшний случай поднял наверх старую беду. Вот о чем плакала Рачителиха, проводив своего Илюшку на Самосадку.
— Отстаньте от
ребенка. Что за гадость
привязываться к чужим
детям!
Опять повторю: удивительно, как
к нему
привязывались дети!
Всем домом светского красавца Новосильцова заведовала небогатая родственница,
к которой
дети, рано лишившиеся матери,
привязались на всю жизнь и называли ее: Агрипин.
Не мудрено было полюбить нашего героя, прекрасного личиком, миловидного, чувствительного, умного, но
привязаться к нему без памяти, со всеми знаками живейшей страсти,
к невинному
ребенку: вот что называю неизъяснимою странностию!..
Грустно и отрадно было его видеть в этот предсмертный период жизни: разум его просветлел, самосознание и чувство совести
к нему возвратились; он оценил, наконец, достоинство Лиды и
привязался к ней, как малый
ребенок, никуда ее не отпускал от себя, целовал у нее беспрестанно руки и все просил прощения за прошедшую жизнь.
Напротив, теперь каждый ждет, каждый надеется, и
дети теперь подрастают, напитываясь надеждами и мечтами лучшего будущего, а не
привязываясь насильно
к трупу отжившего прошедшего.
Прелестное
дитя, взятое в дом ее подругой по институту (княгиня Маро воспитывалась в Петербурге, хотя и была уроженкой Кавказа), очаровывало бездетную вдовствующую княгиню… Не раз она упрашивала Марию Павловну Маковецкую уступить ей Наташу,
привязавшись к девочке со всем материнским пылом своей горячей души.
Ему было неизвестно, любит ли она его, но он знал, что она привыкла и
привязалась к нему уже давно и всё еще видит в нем своего учителя и что теперь у нее на душе происходит то же, что когда-то происходило у ее сестры Татьяны, то есть она думает только о любви, о том, как бы поскорее выйти замуж, иметь мужа,
детей и свой угол.
С моими товарищами по летнему сезону я прощаюсь, как сестра с сестрами и братьями. Мы успели
привязаться друг
к другу за это лето. А пережитая болезнь «театрального
дитя», как прозвал Чахов моего сынишку, еще больше сблизила нас.
Федор Дмитриевич искренно и сердечно
привязался к маленькой Коре. Он полюбил ее чисто отцовской любовью, заботился о ней с нежностью, уступавшей лишь нежности матери. Сердце его было полно отчаяния, что эти его заботы были бесполезны, но он все же хотел принять последний вздох этого ангела. Но именно тогда, когда эта минута была близка, он должен был покинуть свой пост у постели умирающей, чтобы исполнить совершенно естественное и законное желание
ребенка — видеть в последний раз в жизни своего отца.
Ребенок почему-то особенно
привязался к Полине, а последняя
к нему. Они стали неразлучны.
Болезнь маленькой Коры соединила их неразрывными узами,
ребенок сильно
привязался к дяде доктору и переводил с почти одинаковой нежностью свой невинный взгляд с матери на него.
Как это странно, что
к детям привязываются, ничего от них не требуя.
— По правде сказать, мне жалко только одну последнюю мою астраханскую жену. Она такая была милая, и я сильно
к ней
привязался; жаль мне также
ребенка, родившегося от этого брака! Такой славный мальчуган! Мне его привозила жена на прощанье, когда меня отправляли из Астрахани в Харьков.
Еще сильней
привязалась старуха
к невесте своего племянника с тех пор, как Костя и Маша, несколько раз обласканные Дарьей Николаевной, стали не чаять души в «новой тете», как они называли Иванову. Последняя не являлась без гостинцев для «сиротиночек», как она называла внучатых племянника и племянницу Глафиры Петровны, и высказывала
к ним необыкновенную нежность. Чистые сердца
детей отозвались на ласку, считая ее идущею также от сердца.
— Что это значит, синьор? — нарушила первая молчание графиня. — Зачем вы мистифицируете таким образом молоденькую девушку, которой сами же своим настойчивым ухаживанием вскружили голову… Она ведь еще
ребенок, и, как мне кажется, сильно, чисто по-детски,
привязалась к вам… Я ожидала с вашей стороны объяснения, но, признаюсь, не в такой странной форме… Объяснитесь же…
Смерть, впрочем, казалась ему теперь только сладким освобождением. Мучительно больно было ему расставаться только с одним существом в доме. Этим существом была Фимка. Он
привязался к ней всей душой — это была привязанность больного
ребенка к заботливой няне. Ее присутствие, ее ласки производили на него, повторяем, оживляющее действие.