Неточные совпадения
Человек так свыкся
с этими извечными идолами своей души, так долго возлагал на них лучшие свои упования, что мысль о возможности
потерять их никогда отчетливо не представлялась уму.
Само собою разумеется, что он не говорил ни
с кем из товарищей о своей любви, не проговаривался и в самых сильных попойках (впрочем, он никогда не бывал так пьян, чтобы
терять власть над собой) и затыкал рот тем из легкомысленных товарищей, которые пытались намекать ему на его связь.
Взволнованная и слишком нервная Фру-Фру
потеряла первый момент, и несколько лошадей взяли
с места прежде ее, но, еще не доскакивая реки, Вронский, изо всех сил сдерживая влегшую в поводья лошадь, легко обошел трех, и впереди его остался только рыжий Гладиатор Махотина, ровно и легко отбивавший задом пред самим Вронским, и еще впереди всех прелестная Диана, несшая ни живого, ни мертвого Кузовлева.
― Да, я
потерял даже любовь к сыну, потому что
с ним связано мое отвращение к вам. Но я всё-таки возьму его. Прощайте!
Одно, чего он не мог вырвать из своего сердца, несмотря на то, что он не переставая боролся
с этим чувством, это было доходящее до отчаяния сожаление о том, что он навсегда
потерял ее.
Переодевшись без торопливости (он никогда не торопился и не
терял самообладания), Вронский велел ехать к баракам. От бараков ему уже были видны море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром, и кипящие народом беседки. Шли, вероятно, вторые скачки, потому что в то время, как он входил в барак, он слышал звонок. Подходя к конюшне, он встретился
с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого в оранжевой
с синим попоне
с кажущимися огромными, отороченными синим ушами вели на гипподром.
— Я только того и желаю, чтобы быть пойманным, — отвечал Вронский
с своею спокойною добродушною улыбкой. — Если я жалуюсь, то на то только, что слишком мало пойман, если говорить правду. Я начинаю
терять надежду.
Молодой человек и закуривал у него, и заговаривал
с ним, и даже толкал его, чтобы дать ему почувствовать, что он не вещь, а человек, но Вронский смотрел па него всё так же, как на фонарь, и молодой человек гримасничал, чувствуя, что он
теряет самообладание под давлением этого непризнавания его человеком.
Признаюсь, я имею сильное предубеждение против всех слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как будто
с потерею члена душа
теряет какое-нибудь чувство.
Как полусонный, бродил он без цели по городу, не будучи в состоянии решить, он ли сошел
с ума, чиновники ли
потеряли голову, во сне ли все это делается или наяву заварилась дурь почище сна.
Много воды утекло
с тех пор, много воспоминаний о былом
потеряли для меня значение и стали смутными мечтами, даже и странник Гриша давно окончил свое последнее странствование; но впечатление, которое он произвел на меня, и чувство, которое возбудил, никогда не умрут в моей памяти.
Неужели я
потерял бы доброе мнение Сонечки, если бы я описал ей его
с теми любовью и уважением, которые я к нему чувствовал?
Прощаясь
с Ивиными, я очень свободно, даже несколько холодно поговорил
с Сережей и пожал ему руку. Если он понял, что
с нынешнего дня
потерял мою любовь и свою власть надо мною, он, верно, пожалел об этом, хотя и старался казаться совершенно равнодушным.
— Много между нами есть старших и советом умнейших, но коли меня почтили, то мой совет: не
терять, товарищи, времени и гнаться за татарином. Ибо вы сами знаете, что за человек татарин. Он не станет
с награбленным добром ожидать нашего прихода, а мигом размытарит его, так что и следов не найдешь. Так мой совет: идти. Мы здесь уже погуляли. Ляхи знают, что такое козаки; за веру, сколько было по силам, отмстили; корысти же
с голодного города не много. Итак, мой совет — идти.
Мшистые стволы упавших деревьев, ямы, высокий папоротник, шиповник, жасмин и орешник мешали ей на каждом шагу; одолевая их, она постепенно
теряла силы, останавливаясь все чаше и чаще, чтобы передохнуть или смахнуть
с лица липкую паутину.
А вы здравый взгляд
потеряли, да и не видите ничего, повторяю-с!
Понятно, что горячий, откровенный, простоватый, честный, сильный, как богатырь, и пьяный Разумихин, никогда не видавший ничего подобного,
с первого взгляда
потерял голову.
— А я так даже подивился на него сегодня, — начал Зосимов, очень обрадовавшись пришедшим, потому что в десять минут уже успел
потерять нитку разговора
с своим больным. — Дня через три-четыре, если так пойдет, совсем будет как прежде, то есть как было назад тому месяц, али два… али, пожалуй, и три? Ведь это издалека началось да подготовлялось… а? Сознаётесь теперь, что, может, и сами виноваты были? — прибавил он
с осторожною улыбкой, как бы все еще боясь его чем-нибудь раздражить.
— Нет, напротив даже.
С ней он всегда был очень терпелив, даже вежлив. Во многих случаях даже слишком был снисходителен к ее характеру, целые семь лет… Как-то вдруг
потерял терпение.
Да и вообще Петр Петрович принадлежал к разряду людей, по-видимому, чрезвычайно любезных в обществе и особенно претендующих на любезность, но которые, чуть что не по них, тотчас же и
теряют все свои средства и становятся похожими скорее на мешки
с мукой, чем на развязных и оживляющих общество кавалеров.
— Соня! Дочь! Прости! — крикнул он и хотел было протянуть к ней руку, но,
потеряв опору, сорвался и грохнулся
с дивана, прямо лицом наземь; бросились поднимать его, положили, но он уже отходил. Соня слабо вскрикнула, подбежала, обняла его и так и замерла в этом объятии. Он умер у нее в руках.
Нет-с, вот вы меня прервали, а я скажу, что через мнительность вашу, при всем остроумии вашем, вы даже здравый взгляд на вещи изволили
потерять.
Паратов. Ах, зачем! Конечно, малодушие. Надо было поправить свое состояние. Да Бог
с ним,
с состоянием! Я проиграл больше, чем состояние, я
потерял вас; я и сам страдаю, и вас заставил страдать.
Паратов. Об вас я всегда буду думать
с уважением, но женщины вообще, после вашего поступка, много
теряют в глазах моих.
Лариса. Потому что сравнение не будет в вашу пользу. Сами по себе вы что-нибудь значите: вы хороший, честный человек, но от сравнения
с Сергеем Сергеичем вы
теряете все.
Паратов. Никак нет-с; устроил, да не совсем, брешь порядочная осталась. Впрочем, тетенька, духу не
теряю и веселого расположения не утратил.
Вожеватов (Огудаловой). Вот жизнь-то, Харита Игнатьевна, позавидуешь! (Карандышеву.) Пожил бы, кажется, хоть денек на вашем месте. Водочки да винца! Нам так нельзя-с, пожалуй разум
потеряешь. Вам можно все: вы капиталу не проживете, потому его нет, а уж мы такие горькие зародились на свет, у нас дела очень велики, так нам разума-то
терять и нельзя.
Он вышел в отставку, несмотря на просьбы приятелей, на увещания начальников, и отправился вслед за княгиней; года четыре провел он в чужих краях, то гоняясь за нею, то
с намерением
теряя ее из виду; он стыдился самого себя, он негодовал на свое малодушие… но ничто не помогало.
Базарову становилось хуже
с каждым часом; болезнь приняла быстрый ход, что обыкновенно случается при хирургических отравах. Он еще не
потерял памяти и понимал, что ему говорили; он еще боролся. «Не хочу бредить, — шептал он, сжимая кулаки, — что за вздор!» И тут же говорил...
Она, однако, не
потеряла головы и немедленно выписала к себе сестру своей матери, княжну Авдотью Степановну Х……ю, злую и чванную старуху, которая, поселившись у племянницы в доме, забрала себе все лучшие комнаты, ворчала и брюзжала
с утра до вечера и даже по саду гуляла не иначе как в сопровождении единственного своего крепостного человека, угрюмого лакея в изношенной гороховой ливрее
с голубым позументом и в треуголке.
«Что-то у них произошло, — рассуждал он сам
с собою, — зачем же я буду торчать перед нею после отъезда? я ей окончательно надоем; я и последнее
потеряю».
— Меня вы забудете, — начал он опять, — мертвый живому не товарищ. Отец вам будет говорить, что вот, мол, какого человека Россия
теряет… Это чепуха; но не разуверяйте старика. Чем бы дитя ни тешилось… вы знаете. И мать приласкайте. Ведь таких людей, как они, в вашем большом свете днем
с огнем не сыскать… Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен, мясник… мясо продает… мясник… постойте, я путаюсь… Тут есть лес…
Самгин, слушая такие рассказы и рассуждения, задумчиво и молча курил и думал, что все это не к лицу маленькой женщине, бывшей кокотке, не к лицу ей и чем-то немножко мешает ему. Но он все более убеждался, что из всех женщин,
с которыми он жил, эта — самая легкая и удобная для него. И едва ли он много проиграл,
потеряв Таисью.
Сняв пальто, он оказался в сюртуке, в накрахмаленной рубашке
с желтыми пятнами на груди, из-под коротко подстриженной бороды торчал лиловый галстух бабочкой. Волосы на голове он тоже подстриг, они лежали раздвоенным чепчиком, и лицо Томилина
потеряло сходство
с нерукотворенным образом Христа. Только фарфоровые глаза остались неподвижны, и, как всегда, хмурились колючие, рыжие брови.
Потом он думал еще о многом мелочном, — думал для того, чтоб не искать ответа на вопрос: что мешает ему жить так, как живут эти люди? Что-то мешало, и он чувствовал, что мешает не только боязнь
потерять себя среди людей, в ничтожестве которых он не сомневался. Подумал о Никоновой: вот
с кем он хотел бы говорить! Она обидела его нелепым своим подозрением, но он уже простил ей это, так же, как простил и то, что она служила жандармам.
Клим Иванович Самгин был убежден, что говорит нечто очень оригинальное и глубоко свое, выдуманное, выношенное его цепким разумом за все время сознательной жизни. Ему казалось, что он излагает результат «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» красиво,
с блеском. Увлекаясь своей смелостью, он
терял привычную ему осторожность высказываний и в то же время испытывал наслаждение мести кому-то.
Подумалось о том, как совершенно одинок человек:
с возрастом даже родовые связи истлевают,
теряют силу.
Когда он, один, пил чай, явились Туробоев и Варавка, серые, в пыльниках; Варавка был похож на бочку, а Туробоев и в сером, широком мешке не
потерял своей стройности, а сбросив
с плеч парусину, он показался Климу еще более выпрямленным и подчеркнуто сухим. Его холодные глаза углубились в синеватые тени, и что-то очень печальное, злое подметил Клим в их неподвижном взгляде.
— Вы, Нифонт Иванович, ветхозаветный человек. А молодежь, разночинцы эти… не дремлют! У меня письмоводитель в шестом году наблудил что-то, арестовали. Парень — дельный и неглуп, готовился в университет. Ну, я его вызволил. А он, ежа ему за пазуху, сукину сыну, снял у меня копию
с одного документа да и продал ее заинтересованному лицу. Семь тысяч гонорара
потерял я на этом деле. А дело-то было — беспроигрышное.
Доктора повели спать в мезонин, где жил Томилин. Варавка, держа его под мышки, толкал в спину головою, а отец шел впереди
с зажженной свечой. Но через минуту он вбежал в столовую, размахивая подсвечником,
потеряв свечу, говоря почему-то вполголоса...
Он и Елизавета Спивак запели незнакомый Климу дуэт, маленький музыкант отлично аккомпанировал. Музыка всегда успокаивала Самгина, точнее — она опустошала его, изгоняя все думы и чувствования; слушая музыку, он ощущал только ласковую грусть. Дама пела вдохновенно, небольшим, но очень выработанным сопрано, ее лицо
потеряло сходство
с лицом кошки, облагородилось печалью, стройная фигура стала еще выше и тоньше. Кутузов пел очень красивым баритоном, легко и умело. Особенно трогательно они спели финал...
А теперь он, видимо,
потерял эту уверенность, неприятно торопится, беспорядочно хватает
с тарелок все, что попало под руку, ест неряшливо.
Он пробовал также говорить
с Лидией, как
с девочкой, заблуждения которой ему понятны, хотя он и считает их несколько смешными. При матери и Варавке ему удавалось выдержать этот тон, но, оставаясь
с нею, он тотчас
терял его.
— Господа, — самая современная и трагическая песня: «
Потеряла я колечко». Есть такое колечко, оно связывает меня, человека,
с цепью подобных ему…
Стремительные глаза Лютова бегали вокруг Самгина, не в силах остановиться на нем, вокруг дьякона, который разгибался медленно, как будто боясь, что длинное тело его не уставится в комнате. Лютов обожженно вертелся у стола,
теряя туфли
с босых ног; садясь на стул, он склонялся головою до колен, качаясь, надевал туфлю, и нельзя было понять, почему он не падает вперед, головою о пол. Взбивая пальцами сивые волосы дьякона, он взвизгивал...
— Нуте-с, не будем
терять время зря. Человек я как раз коммерческий, стало быть — прямой. Явился
с предложением, взаимно выгодным. Можете хорошо заработать, оказав помощь мне в серьезном деле. И не только мне, а и клиентке вашей, сердечного моего приятеля почтенной вдове…
«Конечно, это она потому, что стареет и ревнует», — думал он, хмурясь и глядя на часы. Мать просидела
с ним не более получаса, а казалось, что прошло часа два. Было неприятно чувствовать, что за эти полчаса она что-то
потеряла в глазах его. И еще раз Клим Самгин подумал, что в каждом человеке можно обнаружить простенький стерженек, на котором человек поднимает флаг своей оригинальности.
— Копейку
потерял, — жаловался он, покачиваясь на кривых ногах, заботясь столкнуться
с играющими. Они налетали на него, сбивали
с ног, тогда Дронов, сидя на земле, хныкал и угрожал...
— Чудовищная путаница, — говорил человек
с бородавкой. — Все что-то
теряют, чего-то ищут. Из Ярославля в Орел прибыл вагон холста, немедленно был отправлен сюда, а немедленно здесь — исчез.
Начала она говорить шутливо,
с комическими интонациями, но продолжала уже задумчиво, хотя и не
теряя грустного юмора.