Неточные совпадения
Хозяин игрушечной лавки начал в этот раз с того, что открыл счетную книгу и показал ей, сколько за ними долга. Она содрогнулась, увидев внушительное трехзначное число. «Вот сколько вы забрали с декабря, — сказал торговец, — а вот
посмотри,
на сколько продано». И он уперся пальцем в другую
цифру, уже из двух знаков.
Клим
посмотрел на Кутузова с недоумением: неужели этот мужик, нарядившийся студентом, — марксист? Красивый голос Кутузова не гармонировал с читающим тоном, которым он произносил скучные слова и
цифры. Дмитрий помешал Климу слушать...
Всякому хотелось узнать тайну; всякий подозревал друг друга, а главное, всякий желал овладеть кубышкой врасплох, в полную собственность, так чтоб другим ничего не досталось. Это клало своеобразную печать
на семейные отношения. Снаружи все
смотрело дружелюбно и даже слащаво; внутри кипела вражда. По-видимому, дядя Григорий Павлыч был счастливее сестер и даже знал более или менее точно
цифру капитала, потому что Клюквин был ему приятель.
Кожин как-то сразу прочухался от такой большой
цифры и с удивлением
посмотрел на своего спутника, который показался ему таким маленьким и жалким.
Мне было нестерпимо
смотреть на них —
на них, кого я, вот этими самыми руками, через час навсегда выкину из уютных
цифр Часовой Скрижали, навсегда оторву от материнской груди Единого Государства.
— На-тко, брат,
смотри, что вышло! — показывает Иудушка воображаемому Илье какую-то совсем неслыханную
цифру, так что даже Илья, который, и со своей стороны, не прочь от приумножения барского добра, и тот словно съежился.
— Нет, маменька, не говорите! оно, конечно, сразу не видно, однако как тут рубль, в другом месте — полтина, да в третьем — четвертачок… Как
посмотришь да поглядишь… А впрочем, позвольте, я лучше сейчас все
на цифрах прикину!
Цифра — святое дело; она уж не солжет!
В письме был только печатный бланк с приглашением поступить в члены общества. Сообщался адрес и размер членского взноса.
Цифра этого взноса поразила Анну, когда барыня иронически перевела приглашение… Однако девушка спрятала письмо и порой вынимала его по вечерам и
смотрела с задумчивым удивлением: кто же это мог заметить ее в этой стране и так правильно написать
на конверте ее имя и фамилию?
Просматривая Пепкину работу, я несколько раз вопросительно
смотрел на автора, — кажется, мой бедный друг серьезно тронулся. Всех листов было шесть, и у каждого свое заглавие: «Старосветские помещики», «Ермолай и Валетка», «Максим Максимыч» и т. д. Дальше следовало что-то вроде счета из ресторана: с одной стороны шли рубрики, а с другой —
цифры.
Он любил
цифры, выучился у меня складывать и умножать их, но терпеть не мог деления. Увлеченно умножал многозначные числа, храбро ошибался при этом и, написав длинную линию
цифр палкой
на песке,
смотрел на них пораженно, вытаращив детские глаза, восклицая...
Красавина. Да говорят еще, какая-то комета ли, планида ли идет; так ученые в митроскоп
смотрели на небо и рассчитали по
цифрам, в который день и в котором часу она
на землю сядет.
Устало понурившись, Александра Михайловна с удовольствием и завистью
смотрела на ее работу. Таня была лучшею работницею мастерской. Захватив со стопки большой печатный лист, она сгибала его
на папке, с неуловимою быстротою взглянув
на номера, и проводила по сгибу костяшкою. Лист как будто сам собою сгибался, как только его касались тонкие пальцы Тани. При втором сгибе мелькал столбец
цифр, при третьем — какая-то картинка, сложенный лист летел влево, а в это время со стопки уже скользил
на папку новый.
Здесь подряд произошло три обвала. Почему три, почему не десять, не двадцать?
Смотрел я
на этот наскоро, кое-как пробитый в горах путь, сравнивал его с железными дорогами в Швейцарии, Тироле, Италии, и становилось понятным, что будет и десять, и двадцать обвалов. И вспоминались колоссальные
цифры стоимости этой первобытно-убогой, как будто дикарями проложенной дороги.
Задумчиво
смотрел на эти лежавшие перед ним бумаги Дмитрий Павлович Сиротинин, и, казалось, в бездушных
цифрах, выведенных старинным, но твердым почерком полуграмотного богача, читалась ему повесть двух русских семей, семьи Алфимовских, отпрыск которой сделалась госпожей Дубянской, и семьи Алфимовых, странной сводной семьи, историю которой знал понаслышке Дмитрий Павлович.
От него желтели, как старая слоновая кость, тетради и бумаги, разбросанные по столу, и нерешенная алгебраическая задача
на одной из них со своими ясными
цифрами и загадочными буквами
смотрела так старо, так заброшенно и ненужно, как будто много скучных лет пронеслось над нею; желтело от него и лицо Павла, лежавшего
на кровати.
Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми
цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся
на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал
смотреть на руки Долохова, державшего колоду.