Неточные совпадения
— Да ведь и
я знаю, что не вошь, — ответил он,
странно смотря на нее. — А впрочем,
я вру, Соня, — прибавил он, — давно уже вру… Это все не то; ты справедливо говоришь. Совсем, совсем, совсем тут другие причины!..
Я давно ни с кем не говорил, Соня… Голова у
меня теперь очень болит.
— Вот вы сами
смотрите на меня теперь как-то
странно… — сказала она.
— Не
смотрите же
на меня так
странно, — сказала она, —
мне тоже неловко… И вы, верно, хотите добыть что-нибудь из моей души…
— Что вы все молчите, так
странно смотрите на меня! — говорила она, беспокойно следя за ним глазами. —
Я бог знает что наболтала в бреду… это чтоб подразнить вас… отмстить за все ваши насмешки… — прибавила она, стараясь улыбнуться. —
Смотрите же, бабушке ни слова! Скажите, что
я легла, чтоб завтра пораньше встать, и попросите ее… благословить
меня заочно… Слышите?
— Да, читал и аккомпанировал
мне на скрипке: он был странен, иногда задумается и молчит полчаса, так что вздрогнет, когда
я назову его по имени,
смотрит на меня очень
странно… как иногда вы
смотрите, или сядет так близко, что испугает
меня. Но
мне не было… досадно
на него…
Я привыкла к этим странностям; он раз положил свою руку
на мою:
мне было очень неловко. Но он не замечал сам, что делает, — и
я не отняла руки. Даже однажды… когда он не пришел
на музыку,
на другой день
я встретила его очень холодно…
— Чего вы так
странно смотрите на меня:
я не сумасшедшая! — говорила она, отворачиваясь от него.
— Видите, как
я даже не умею говорить с вами.
Мне кажется, если б вы
меня могли меньше любить, то
я бы вас тогда полюбила, — опять робко улыбнулась она. Самая полная искренность сверкнула в ее ответе, и неужели она не могла понять, что ответ ее есть самая окончательная формула их отношений, все объясняющая и разрешающая. О, как он должен был понять это! Но он
смотрел на нее и
странно улыбался.
— Оставим, — сказал Версилов,
странно посмотрев на меня (именно так, как
смотрят на человека непонимающего и неугадывающего), — кто знает, что у них там есть, и кто может знать, что с ними будет?
Я не про то:
я слышал, ты завтра хотел бы выйти. Не зайдешь ли к князю Сергею Петровичу?
— Вы решительно — несчастье моей жизни, Татьяна Павловна; никогда не буду при вас сюда ездить! — и
я с искренней досадой хлопнул ладонью по столу; мама вздрогнула, а Версилов
странно посмотрел на меня.
Я вдруг рассмеялся и попросил у них прощения.
Он был все тот же, так же щеголевато одет, так же выставлял грудь вперед, так же глупо
смотрел в глаза, так же воображал, что хитрит, и был очень доволен собой. Но
на этот раз, входя, он как-то
странно осмотрелся; что-то особенно осторожное и проницательное было в его взгляде, как будто он что-то хотел угадать по нашим физиономиям. Мигом, впрочем, он успокоился, и самоуверенная улыбка засияла
на губах его, та «просительно-наглая» улыбка, которая все-таки была невыразимо гадка для
меня.
Поступив к нему,
я тотчас заметил, что в уме старика гнездилось одно тяжелое убеждение — и этого никак нельзя было не заметить, — что все-де как-то
странно стали
смотреть на него в свете, что все будто стали относиться к нему не так, как прежде, к здоровому; это впечатление не покидало его даже в самых веселых светских собраниях.
— Барышня тоже бывала, — прибавил он,
странно смотря на меня.
—
Я так и думал, что ты сюда придешь, —
странно улыбнувшись и
странно посмотрев на меня, сказал он. Улыбка его была недобрая, и такой
я уже давно не видал
на его лице.
«Что ж он
на нас так
странно смотрит и откуда вы его взяли?» — спросил
я.
— Тут нет его. Не беспокойся,
я знаю, где лежит; вот оно, — сказал Алеша, сыскав в другом углу комнаты, у туалетного столика Ивана, чистое, еще сложенное и не употребленное полотенце. Иван
странно посмотрел на полотенце; память как бы вмиг воротилась к нему.
— А может ли быть он во
мне решен? Решен в сторону положительную? — продолжал
странно спрашивать Иван Федорович, все с какою-то необъяснимою улыбкой
смотря на старца.
— Алексей Федорович…
я… вы… — бормотал и срывался штабс-капитан,
странно и дико
смотря на него в упор с видом решившегося полететь с горы, и в то же время губами как бы и улыбаясь, — я-с… вы-с… А не хотите ли,
я вам один фокусик сейчас покажу-с! — вдруг прошептал он быстрым, твердым шепотом, речь уже не срывалась более.
На дворе была оттепель, рыхлый снег местами чернел, бесконечная белая поляна лежала с обеих сторон, деревеньки мелькали с своим дымом, потом взошел месяц и иначе осветил все;
я был один с ямщиком и все
смотрел и все был там с нею, и дорога, и месяц, и поляны как-то смешивались с княгининой гостиной. И
странно,
я помнил каждое слово нянюшки, Аркадия, даже горничной, проводившей
меня до ворот, но что
я говорил с нею, что она
мне говорила, не помнил!
—
Я по крайней мере
смотрю на тебя и думаю о тебе, как о родной дочери. Даже как-то
странно представить, что вдруг тебя не будет у нас.
Это был высокий, сухой и копченый человек, в тяжелом тулупе из овчины, с жесткими волосами
на костлявом, заржавевшем лице. Он ходил по улице согнувшись,
странно качаясь, и молча, упорно
смотрел в землю под ноги себе. Его чугунное лицо, с маленькими грустными глазами, внушало
мне боязливое почтение, — думалось, что этот человек занят серьезным делом, он чего-то ищет, и мешать ему не надобно.
— Вы, может быть, находите, что
я сумасшедший? —
посмотрел он
на него,
странно засмеявшись.
Только
смотрю, представляется что-то странное: сидит она, лицо
на меня уставила, глаза выпучила, и ни слова в ответ, и
странно,
странно так
смотрит, как бы качается.
Однако философские открытия, которые
я делал, чрезвычайно льстили моему самолюбию:
я часто воображал себя великим человеком, открывающим для блага всего человечества новые истины, и с гордым сознанием своего достоинства
смотрел на остальных смертных; но,
странно, приходя в столкновение с этими смертными,
я робел перед каждым, и чем выше ставил себя в собственном мнении, тем менее был способен с другими не только выказывать сознание собственного достоинства, но не мог даже привыкнуть не стыдиться за каждое свое самое простое слово и движение.
Она с любопытством
на меня посмотрела и как-то
странно искривила рот, как будто хотела недоверчиво улыбнуться. Но позыв улыбки прошел и сменился тотчас же прежним суровым и загадочным выражением.
Я знаю, впрочем, что не только иностранцы, но и многие русские
смотрят на свое отечество, как
на Украину Европа, в которой было бы даже
странно встретиться с живым чувством государственности.
I смеялась очень
странно и долго. Потом пристально
посмотрела на меня — внутрь...
—
Я! — Ромашов остановился среди комнаты и с расставленными врозь ногами, опустив голову вниз, крепко задумался. —
Я!
Я!
Я! — вдруг воскликнул он громко, с удивлением, точно в первый раз поняв это короткое сло-во. — Кто же это стоит здесь и
смотрит вниз,
на черную щель в полу? Это —
Я. О, как
странно!.. Я-а, — протянул он медленно, вникая всем сознанием в этот звук.
Он
посмотрел на меня как-то
странно, с замешательством, с изумлением и не сказал
мне ни слова.
В первое время болезни его все наши
смотрели на меня как-то
странно; Анна Федоровна качала головою.
— Ты что
на меня так
странно смотришь? Что-нибудь необыкновенное приметил?
Он будто молчит, а сам
смотрит на меня так
странно да жалостно.
В таком расположении духа
я приехал
на первый экзамен.
Я сел
на лавку в той стороне, где сидели князья, графы и бароны, стал разговаривать с ними по-французски, и (как ни
странно сказать)
мне и мысль не приходила о том, что сейчас надо будет отвечать из предмета, который
я вовсе не знаю.
Я хладнокровно
смотрел на тех, которые подходили экзаменоваться, и даже позволял себе подтрунивать над некоторыми.
Странно, что вместо тяжелого и даже боязливого отвращения, ощущаемого обыкновенно в присутствии всех подобных, наказанных богом существ,
мне стало почти приятно
смотреть на нее с первой же минуты, и только разве жалость, но отнюдь не отвращение, овладела
мною потом.
—
Я угадал и не верил, — пробормотал он наконец,
странно смотря на Ставрогина.
— Знаешь что, Шатушка, — покачала она головой, — человек ты, пожалуй, и рассудительный, а скучаешь.
Странно мне на всех вас
смотреть; не понимаю
я, как это люди скучают. Тоска не скука.
Мне весело.
— Нет,
я никогда не мог узнать, чего вы хотите;
мне кажется, что вы интересуетесь
мною, как иные устарелые сиделки интересуются почему-либо одним каким-нибудь больным сравнительно пред прочими, или, еще лучше, как иные богомольные старушонки, шатающиеся по похоронам, предпочитают иные трупики непригляднее пред другими. Что вы
на меня так
странно смотрите?
Я вглядывался в его лицо: казалось, он ни о чем не думал в эту минуту,
смотрел странно и дико, беглым взглядом, которому, видимо, тяжело было остановиться
на чем-нибудь внимательно.
Мне хотелось познакомиться с шорником, о чем-то долго говорить с ним, но
я не решался подойти к нему, — Клещов
смотрел на всех белесыми глазами так
странно, точно не видел перед собою никого.
Ему было лет за сорок; маленький, кривоногий, с животом беременной женщины, он, усмехаясь,
смотрел на меня лучистыми глазами, и было до ужаса
странно видеть, что глаза у него — добрые, веселые. Драться он не умел, да и руки у него были короче моих, — после двух-трех схваток он уступал
мне, прижимался спиною к воротам и говорил...
От нее исходил сладкий, крепкий запах каких-то цветов, с ним
странно сливался запах лошадиного пота. Она
смотрела на меня сквозь длинные ресницы задумчиво-серьезно, — до этой минуты никто еще не
смотрел на меня так.
Гез так
посмотрел на него, что тот плюнул и ушел. Капитан был совершенно невменяем. Как ни
странно, именно эти слова Бутлера подстегнули мою решимость спокойно сойти в шлюпку. Теперь
я не остался бы ни при каких просьбах. Мое негодование было безмерно и перешагнуло всякий расчет.
Мне нимало не смешна и не страшна выходка Рагима, одухотворяющего волны. Все кругом
смотрит странно живо, мягко, ласково. Море так внушительно спокойно, и чувствуется, что в свежем дыхании его
на горы, еще не остывшие от дневного зноя, скрыто много мощной, сдержанной силы. По темно-синему небу золотым узором звезд написано нечто торжественное, чарующее душу, смущающее ум сладким ожиданием какого-то откровения.
Юлия Филипповна. Он, должно быть, немножко увлекается ею. А действительно, какая она чужая всем! И так странно-пытливо
смотрит на всех… Что она хочет видеть?
Я ее люблю… но боюсь… Она — строгая… чистая…
Шалимов. Немедленно! Какая милая, веселая… Вы что так
странно смотрите на меня, Варвара Михайловна?
Рюмин (
смотрит на всех и
странно, тихо смеется). Да,
я знаю: это мертвые слова, как осенние листья…
Я говорю их так, по привычке… не знаю зачем… может быть потому, что осень настала… С той поры, как
я увидел море — в моей душе звучит, не умолкая, задумчивый шум зеленых волн, и в этой музыке тонут все слова людей… точно капли дождя в море…
Эти ноют, ненавистничают, болезненно клевещут, подходят к человеку боком,
смотрят на него искоса и решают: «О, это психопат!» или: «Это фразер!» А когда не знают, какой ярлык прилепить к моему лбу, то говорят: «Это странный человек, странный!»
Я люблю лес — это
странно;
я не ем мяса — это тоже
странно.
Но
я не вникал в эти соображения. Как-то было
странно, не хотелось верить, что сестра влюблена, что она вот идет и держит за руку чужого и нежно
смотрит на него. Моя сестра, это нервное, запуганное, забитое, не свободное существо, любит человека, который уже женат и имеет детей! Чего-то
мне стало жаль, а чего именно — не знаю; присутствие доктора почему-то было уже неприятно, и
я никак не мог понять, что может выйти из этой их любви.
И опять с моими глазами сделалось что-то, как утром, когда
я смотрел на Тита. Фигура Бел_и_чки то приближалась, то удалялась,
странно расплываясь и меняя очертания… Довольное, упитанное лицо, с «жировыми отложениями и пигментацией…» Одно только это лицо, плавающее в сочных звуках собственного голоса… Еще минута, и передо
мной плавал вместо лица благополучный пузырь, ведущий «идеальное» существование… И вдруг это созерцание прервалось железным скрежетом, холодящим душу и вызывающим содрогание.
Тут
я заметил остальных. Это были двое немолодых людей. Один — нервный человек с черными баками, в пенсне с широким шнурком. Он
смотрел выпукло, как кукла, не мигая и как-то
странно дергая левой щекой. Его белое лицо в черных баках, выбритые губы, имевшие слегка надутый вид, и орлиный нос, казалось, подсмеиваются. Он сидел, согнув ногу треугольником
на колене другой, придерживая верхнее колено прекрасными матовыми руками и рассматривая
меня с легким сопением. Второй был старше, плотен, брит и в очках.
После обеда Семен Матвеич довольно долго со
мной разговаривал, расспрашивал
меня, смеялся иным моим ответам, хотя, помнится, ничего в них не было забавного, и так
странно на меня посматривал…