Неточные совпадения
— Да, эсеры круто заварили кашу, — сумрачно сказал ему Поярков — скелет в пальто, разорванном
на боку; клочья ваты торчали из
дыр, увеличивая сходство Пояркова со скелетом. Кости
на лице его, казалось, готовились прорвать серую кожу. Говорил он, как всегда, угрюмо, грубовато, но глаза его
смотрели мягче и как-то особенно пристально; Самгин объяснил это тем, что глаза глубоко ушли в глазницы, а брови, раньше всегда нахмуренные, — приподняты, выпрямились.
— Как он смеет так говорить про моего барина? — возразил горячо Захар, указывая
на кучера. — Да знает ли он, кто мой барин-то? — с благоговением спросил он. — Да тебе, — говорил он, обращаясь к кучеру, — и во сне не увидать такого барина: добрый, умница, красавец! А твой-то точно некормленая кляча! Срам
посмотреть, как выезжаете со двора
на бурой кобыле: точно нищие! Едите-то редьку с квасом. Вон
на тебе армячишка, дыр-то не сосчитаешь!..
Будут деньги, будут. В конце октября санный путь уж установился, и Арсений Потапыч то и дело
посматривает на дорогу, ведущую к городу. Наконец приезжают один за другим прасолы, но цены пока дают невеселые. За четверть ржи двенадцать рублей, за четверть овса — восемь рублей ассигнациями.
На первый раз, впрочем, образцовый хозяин решается продешевить, лишь бы
дыры заткнуть. Продал четвертей по пятидесяти ржи и овса, да маслица, да яиц — вот он и с деньгами.
Он сидел
на краю печи, свесив ноги, глядя вниз,
на бедный огонь свечи; ухо и щека его были измазаны сажей, рубаха
на боку изорвана, я видел его ребра, широкие, как обручи. Одно стекло очков было разбито, почти половинка стекла вывалилась из ободка, и в
дыру смотрел красный глаз, мокрый, точно рана. Набивая трубку листовым табаком, он прислушивался к стонам роженицы и бормотал бессвязно, напоминая пьяного...
Над внутреннею задвижкой амбара или клети, имеющею
на себе зарубку, проверчена в дверном косяке сквозная
дыра; хозяин, желая запереть амбарушку, пропускает выпрямленный ключ снаружи внутрь; опускная короткая его половина, вышед из отверстия, сейчас опускается и попадает прямо в зарубку; повернув направо или налево,
смотря по устройству двери, он задвигает внутренний засов.
— Что, мол, пожар, что ли?» В окно так-то
смотрим, а он глядел, глядел
на нас, да разом как крикнет: «Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «К городничему, говорит, за реку чего-то пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его в чуланчике подождали, а тут, слышим, кричат
на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж не видно, только
дыра во льду и водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
— Известно, как же возможно сравнить! Раб или вольный! Только, доложу вам, что и воля воле рознь. Теперича я что хочу, то и делаю; хочу — лежу, хочу — хожу, хочу — и так посижу. Даже задавиться, коли захочу, — и то могу. Встанешь этта утром,
смотришь в окошко и думаешь! теперь шалишь, Ефим Семенов, рукой меня не достанешь! теперь я сам себе господин. А ну-тко ступай,"сам себе господин", побегай по городу, не найдется ли где
дыра, чтобы заплату поставить, да хоть двугривенничек
на еду заполучить!
Рядом с полкой — большое окно, две рамы, разъединенные стойкой; бездонная синяя пустота
смотрит в окно, кажется, что дом, кухня, я — все висит
на самом краю этой пустоты и, если сделать резкое движение, все сорвется в синюю, холодную
дыру и полетит куда-то мимо звезд, в мертвой тишине, без шума, как тонет камень, брошенный в воду. Долго я лежал неподвижно, боясь перевернуться с боку
на бок, ожидая страшного конца жизни.
Верховая девушка Аксютка с выкаченными глазами всё
смотрела в
дыру на чердак и, хотя ничего там не видала, не могла оторваться и пойти к барыне.
Мы забрались в «
дыру» и легли, высунув из нее головы
на воздух. Молчали. Коновалов как лег, так и остался неподвижен, точно окаменел. Хохол неустанно возился и всё стучал зубами. Я долго
смотрел, как тлели угли костра: сначала яркий и большой, уголь понемногу становился меньше, покрывался пеплом и исчезал под ним. И скоро от костра не осталось ничего, кроме теплого запаха. Я
смотрел и думал...
Страстный любитель всевозможных происшествий, Чижик подбегал к окнам квартиры Орловых, ложился животом
на землю и, свесив вниз свою лохматую, озорную голову с бойкой рожицей, выпачканной охрой и мумиёй, жадными глазами
смотрел вниз, в тёмную и сырую
дыру, из которой пахло плесенью, варом и прелой кожей. Там,
на дне её, яростно возились две фигуры, хрипя и ругаясь.
Сережка критически
посмотрел на свои
дыры и качнул головой.
Я, смирный, добродушный молодой человек, знавший до сих пор только свои книги, да аудиторию, да семью и еще несколько близких людей, думавший через год-два начать иную работу, труд любви и правды; я, наконец, привыкший
смотреть на мир объективно, привыкший ставить его перед собою, думавший, что всюду я понимаю в нем зло и тем самым избегаю этого зла, — я вижу все мое здание спокойствия разрушенным, а самого себя напяливающим
на свои плечи то самое рубище,
дыры и пятна которого я сейчас только рассматривал.
Так вот —
смотри на этот чудовищный остов сгоревшего театра: в нем сгорели и все актеры… ах, все актеры сгорели в нем, и сама гнусная правда
смотрит в нищенские
дыры его пустых окон!
Но душа
на все
смотрит как из глубокой черной
дыры. Далеко где-то звенят ласточки. Равнодушно проходят цветы — распускаются, теряют уборы… И сирень уже закоричневела, сморщилась. А я все собирался почувствовать ее. Ну, все равно.
Рядом с портретами находились и картины, изображавшие разные случаи жизни: тут был и всадник
на коне, скачущем во весь опор, и два турка, строившие друг другу такие уморительные гримасы, что нельзя было
смотреть на них без смеха, и, наконец, китаец, изображенный во весь рост или, вернее, халат, туфли и коса китайца, тогда как
на месте головы у него зияла громадная
дыра.