Неточные совпадения
Месяца через полтора я заметил, что жизнь моего Квазимодо шла плохо, он был подавлен горем, дурно
правил корректуру, не оканчивал своей статьи «о перелетных птицах» и был мрачно рассеян; иногда мне казались его глаза заплаканными. Это продолжалось недолго. Раз, возвращаясь домой через Золотые
ворота, я увидел мальчиков и лавочников, бегущих на погост церкви; полицейские суетились. Пошел и я.
И Лемм уторопленным шагом направился к
воротам, в которые входил какой-то незнакомый ему господин, в сером пальто и широкой соломенной шляпе. Вежливо поклонившись ему (он кланялся всем новым лицам в городе О…; от знакомых он отворачивался на улице — такое уж он положил себе
правило), Лемм прошел мимо и исчез за забором. Незнакомец с удивлением посмотрел ему вслед и, вглядевшись в Лизу, подошел прямо к ней.
Сборы переселенцев являлись обидой: какие ни на есть, а все-таки свои туляки-то. А как уедут, тут с голоду помирай… Теперь все-таки Мавра кое-как изворачивалась: там займет, в другом месте перехватит, в третьем попросит. Как-то Федор Горбатый в праздник целый воз хворосту привез, а потом
ворота поправил. Наташка попрежнему не жаловалась, а только молчала, а старая Мавра боялась именно этого молчания.
Кони несут среди сугробов, опасности нет: в сторону не бросятся, все лес, и снег им по брюхо —
править не нужно. Скачем опять в гору извилистой тропой; вдруг крутой поворот, и как будто неожиданно вломились смаху в притворенные
ворота при громе колокольчика. Не было силы остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели в снегу нерасчищенного двора…
— Знаю!.. — ответила ей мать не без гордости. Выйдя из
ворот, она остановилась на минуту,
поправляя платок, и незаметно, но зорко оглянулась вокруг. Она уже почти безошибочно умела отличить шпиона в уличной толпе. Ей были хорошо знакомы подчеркнутая беспечность походки, натянутая развязность жестов, выражение утомленности и скуки на лице и плохо спрятанное за всем этим опасливое, виноватое мерцание беспокойных, неприятно острых глаз.
Я слышал, как мой отец вернулся из клуба; он постучал в
ворота, через минуту в окне показался огонь, и я увидел сестру, которая шла торопливо с лампой и на ходу одною рукой
поправляла свои густые волосы.
Во-первых, это весьма представительный человек по наружности и даже очень порядочных
правил; но в критических случаях он как-то теряется и смотрит как баран, который увидал новые
ворота.
Я, вдыхая апрельский дух, приносимый с черных полей, слушал вороний грохот с верхушек берез, щурился от первого солнца, шел через двор добриваться. Это было около трех часов дня. А добрился я в девять вечера. Никогда, сколько я заметил, такие неожиданности в Мурьеве, вроде родов в кустах, не приходят в одиночку. Лишь только я взялся за скобку двери на своем крыльце, как лошадиная морда показалась в
воротах, телегу, облепленную грязью, сильно тряхнуло.
Правила баба и тонким голосом кричала...
Орлов подъехал к
воротам на козлах холщёвой фуры, которой
правил угрюмый человек, весь одетый в белое. Он рявкнул глухим басом...
Я тоже невольно засмеялся и вздохнул полной грудью, когда за мной щелкнули замки тяжелых
ворот. У
ворот стояла тройка бойких сибирских лошадей. Один жандарм устроился уже в сиденье, другой, по
правилам, дожидался, пока я сяду в середину. Ласковая, хотя и свежая августовская ночь приняла нас вскоре в свои владения.
Он быстро вернулся в комнату, застегивая на ходу
ворот красной рубахи и
поправляя волосы. Какой-то мимолетный испуг, какое-то темное, раздражающее предчувствие на мгновение шевельнулось в его душе.
Осип Абрамович, парикмахер,
поправил на груди посетителя грязную простынку, заткнул ее пальцами за
ворот и крикнул отрывисто и резко...
— Отец игумен повечерие
правит. Обождите малехонько, схожу благословлюсь… — ответил за
воротами привратник.
Его точно тянуло в Кремль. Он поднялся через Никольские
ворота, заметил, что внутри их немного
поправили штукатурку, взял вдоль арсенала, начал считать пушки и остановился перед медной доской за стеклом, где по-французски говорится, когда все эти пушки взяты у великой армии. Вдруг его кольнуло. Он даже покраснел. Неужели Москва так засосала и его? От дворца шло семейство, то самое, что завтракало в «Славянском базаре». Дети раскисли. Отец кричал, весь красный, обращаясь к жене...
Снег понемножку таял. Стояла холодная черно-белая слякоть. Ночи были непроглядно-темные. Вокруг хутора у нас ходил патруль, на дворе и у
ворот стояло по часовому. Но в двух шагах не было ничего видно, и хунхузы легко могли подойти без выстрела к самому хутору. А они были теперь вооружены японскими винтовками, обучены строю и производили наступление по всем
правилам тактики.
Ровно через неделю, поздно ночью, к
воротам дома, где жил Лука Иванович, подъехали сани без козел, в виде какой-то корзины с широким щитом, запряженные парой круглых маленьких лошадок. Фыркая и шумя погремушками, еле остановились лошадки на тугих вожжах. Ими
правила женская фигура в меховой шапочке и опушенном бархатном тулупчике.
Волами
правил хохол в затрапезных шароварах «ширше облака», в дегтярной рубахе с прямым
воротом, в «тяжких чоботах» и в высокой смушковой шапке.