— Очень рад, что вы пришли к таковому здравому заключению. Но слушайте, что будет дальше. У нас, в России, если вы лично ничего не сделали, то вам говорят: живи припеваючи! у вас же, во Франции, за то же самое вы неожиданно, в числе прочих,
попадаете на каторгу! Понимаете ли вы теперь, как глубоко различны понятия, выражаемые этими двумя словами, и в какой степени наше отечество ушло вперед… Ах, ЛабулИ, ЛабулИ!
Неточные совпадения
А жизнь была нелегкая.
Лет двадцать строгой
каторги,
Лет двадцать поселения.
Я денег прикопил,
По манифесту царскому
Попал опять
на родину,
Пристроил эту горенку
И здесь давно живу.
Покуда были денежки,
Любили деда, холили,
Теперь в глаза плюют!
Эх вы, Аники-воины!
Со стариками, с бабами
Вам только воевать…
— Из-за него, из-за постылого, еще
на каторгу, пожалуй,
попадешь! — говорила она себе, — нет, нет! придет мой час, придет! Всякую нагайку, всякую плюху — все
на нем, злодее, вымещу!
Они ютились больше в «вагончике». Это был крошечный одноэтажный флигелек в глубине владения Румянцева. В первой половине восьмидесятых годов там появилась и жила подолгу красавица, которую звали «княжна». Она исчезала
на некоторое время из Хитровки,
попадая за свою красоту то
на содержание, то в «шикарный» публичный дом, но всякий раз возвращалась в «вагончик» и пропивала все свои сбережения. В «
Каторге» она распевала французские шансонетки, танцевала модный тогда танец качучу.
Петр Григорьевич
на другой день в нашей компании смеялся, рассказывая, как его испугали толпы городовых. Впрочем, было не до смеху: вместо кулаковской «
Каторги» он рисковал
попасть опять в нерчинскую!
Измученные непосильной работой и побоями, не видя вблизи себя товарищей по возрасту, не слыша ласкового слова, они бежали в свои деревни, где иногда оставались, а если родители возвращали их хозяину, то они зачастую бежали
на Хитров,
попадали в воровские шайки сверстников и через трущобы и тюрьмы нередко кончали
каторгой.
Те изящные и дорогие поделки из дерева, которые были
на тюремной выставке, показывают только, что
на каторгу попадают иногда очень хорошие столяры; но они не имеют никакого отношения к тюрьме, так как не тюрьма находит им сбыт и не тюрьма обучает каторжных мастерствам; до последнего времени она пользовалась трудом уже готовых мастеров.
Из нее видно, что осужденный, положим,
на 17 1/2 лет проводит
на каторге в действительности 15 лет и 3 месяца, если же он
попал под манифест, то только 10 лет 4 месяца; осужденный
на 6 лет освобождается через 5 лет и 2 мес., а в случае манифеста через 3 года и 6 мес.]
По этим варварским помещениям и их обстановке, где девушки 15 и 16 лет вынуждены
спать рядом с каторжниками, читатель может судить, каким неуважением и презрением окружены здесь женщины и дети, добровольно последовавшие
на каторгу за своими мужьями и отцами, как здесь мало дорожат ими и как мало думают о сельскохозяйственной колонии.
В прежнее время
на каторге служили по преимуществу люди нечистоплотные, небрезгливые, тяжелые, которым было всё равно, где ни служить, лишь бы есть, пить,
спать да играть в карты; порядочные же люди шли сюда по нужде и потом бросали службу при первой возможности, или спивались, сходили с ума, убивали себя, или же мало-помалу обстановка затягивала их в свою грязь, подобно спруту-осьминогу, и они тоже начинали красть, жестоко сечь…
Ей было всего девятнадцать лет, а
попала она из помещичьей девичьей
на каторгу, как значилось в списке, за кражу сахара.
Когда и за что
попал он
на каторгу — никто не знал, а сам старик не любил разговаривать о прошлом, как и другие старики-каторжане.
— Груня, Грунюшка, опомнись… — шептал Макар, стоя перед ней. — Ворога твоего мы порешили… Иди и объяви начальству, што это я сделал: уйду в
каторгу… Легче мне будет!.. Ведь три года я муку-мученическую принимал из-за тебя… душу ты из меня выняла, Груня. А что касаемо Кирилла, так слухи о нем
пали до меня давно, и я еще по весне с Гермогеном тогда
на могилку к отцу Спиридонию выезжал, чтобы его достигнуть.
А бывают и такие, которые нарочно делают преступления, чтоб только
попасть в
каторгу и тем избавиться от несравненно более каторжной жизни
на воле.
Один из сыновей и его дядя
попали в нашу
каторгу на двенадцать лет.
— Послушай, — обратился он к вознице. — Так ты говоришь, что здесь не опасно? Это жаль… Я люблю с разбойниками драться…
На вид-то я худой, болезненный, а силы у меня, словно у быка… Однажды
напало на меня три разбойника… Так что ж ты думаешь? Одного я так трахнул, что… что, понимаешь, богу душу отдал, а два другие из-за меня в Сибирь пошли
на каторгу. И откуда у меня сила берется, не знаю… Возьмешь одной рукой какого-нибудь здоровилу, вроде тебя, и… и сковырнешь.
Я был поражен глубиной и непосредственностью этого восклицания. Тут была и тоска о пропадающей удали, и глубочайшая нетронутая уверенность, что, каковы бы там ни были еще люди и взгляды, все-таки наиболее стоящий человек тот, кто смело носится по самым крутым стремнинам жизни… Только оступись…
попадешь прямо
на каторгу.
Мы, делать нечего, согласились, те тоже. Стали старики судить, Иван с ними. Те говорят: «Мы с ними в партии шли.
На майдане купили, деньги отдали, из тюрьмы вызволяли». Мы опять свое: «Верно, господа, так. А зачем вы их потеряли? Мы с ними, может, тысячу верст прошли не
на казенных хлебах, как вы. По полсутки под окнами клянчили. Себя не жалели. Два раза чуть в острог не
попали, а уж им-то без нас верно, что не миновать бы
каторги».
— Ухорез, что и говорить. За удальство и сюда-те
попал. С
каторги выбежал, шестеро бурят
напали — сам-друг от них отбился, вот он какой. Воин. Пашня ли ему, братец,
на уме? Ему бы с Абрашкой с Ахметзяновым стакаться — они бы делов наделали, нашумели бы до моря, до кияну… Или бы
на прииска…
На приисках, говорит, я в один день человеком стану, все ваше добро продам и выкуплю… И верно, — давно бы ему
на приисках либо в остроге быть, кабы не Марья.
В настоящую минуту, когда я пишу эти строки (то есть в августе 1908 года), за такое письмо обвиненный
попал бы много-много в крепость (или в административную ссылку), а тогда известный писатель, ничем перед тем не опороченный, пошел
на каторгу.