Неточные совпадения
Еремеевна. Ах, Создатель,
спаси и помилуй! Да кабы братец в ту ж минуту отойти не изволил, то б я с ним поломалась. Вот что б Бог не поставил. Притупились бы эти (указывая на ногти), я б
и клыков беречь не стала.
Анализуя свое чувство
и сравнивая его с прежними, она ясно видела, что не была бы влюблена в Комисарова, если б он не
спас жизни Государя, не была бы влюблена в Ристич-Куджицкого, если бы не было Славянского вопроса, но что Каренина она любила за него самого, за его высокую непонятую душу, за
милый для нее тонкий звук его голоса с его протяжными интонациями, за его усталый взгляд, за его характер
и мягкие белые руки с напухшими жилами.
— Господи
спаси и помилуй! — произнесла она, перекрестившись, точно молния блеснула перед ней, — этого горя только недоставало!
Больше же всех была приятна Нехлюдову
милая молодая чета дочери генерала с ее мужем. Дочь эта была некрасивая, простодушная молодая женщина, вся поглощенная своими первыми двумя детьми; муж ее, за которого она после долгой борьбы с родителями вышла по любви, либеральный кандидат московского университета, скромный
и умный, служил
и занимался статистикой, в особенности инородцами, которых он изучал, любил
и старался
спасти от вымирания.
Особенная эта служба состояла в том, что священник, став перед предполагаемым выкованным золоченым изображением (с черным лицом
и черными руками) того самого Бога, которого он ел, освещенным десятком восковых свечей, начал странным
и фальшивым голосом не то петь, не то говорить следующие слова: «Иисусе сладчайший, апостолов славо, Иисусе мой, похвала мучеников, владыко всесильне, Иисусе,
спаси мя, Иисусе
спасе мой, Иисусе мой краснейший, к Тебе притекающего,
спасе Иисусе,
помилуй мя, молитвами рождшия Тя, всех, Иисусе, святых Твоих, пророк же всех,
спасе мой Иисусе,
и сладости райския сподоби, Иисусе человеколюбче!»
Завет отца
и матери, о
милый,
Не смею я нарушить. Вещим сердцем
Прочуяли они беду, — таить
Велели мне мою любовь от Солнца.
Погибну я.
Спаси мою любовь,
Спаси мое сердечко! Пожалей
Снегурочку!
— О чем скучать-то?
Спаси Господи
и помилуй!
—
Спаси вас Господи
и помилуй, — проговорила она, подходя к девушкам
и смиренно придерживая одною рукою полу ряски, а другою собирая длинные шелковые четки с крестом
и изящными волокнистыми кистями.
— Нет,
спаси, Господи,
и помилуй! А все вот за эту… за красоту-то, что вы говорите. Не то, так то выдумают.
—
Спаси Господи
и помилуй; что это вам вздумалось! Искушение с вами, с мирскими, право.
О господи,
спаси и помилуй!
— Успокойтесь, Катерина Ивановна! — говорил он. — Успокойтесь! Даю вам честное слово, что дело это я кончу на этой же неделе
и передам его в судебное место, где гораздо больше будет средств облегчить участь подсудимого; наконец, уверяю вас, употреблю все мои связи… будем ходатайствовать о высочайшем милосердии. Поймите вы меня, что один только царь может
спасти и помиловать вашего отца — клянусь вам!
И тут уже солдат весь входит в любимую легенду, в трогательную сказку. Ни в одном другом царстве не окружают личность военного кавалера таким наивным
и милым уважением, как в России. Солдат из топора щи мясные варит, Петра Великого на чердаке от разбойников
спасает, черта в карты обыгрывает, выгоняет привидения из домов, все улаживает, всех примиряет
и везде является желанным
и полезным гостем, кумом на родинах, сватом на свадьбах.
— Заступи,
спаси и помилуй тя мати божия, что жалеешь ты нас, скудных, убогих людей, по земли ходяших, по воды бродящих, света божия не видящих!
— Мать наша, пречистая пресвятая богородица,
спаси и помилуй нас, грешных! — простонала со вздохом старушка.
Спаси и помилуй, царица небесная…
"Бредни"теперь все походя ругают, да ведь, по правде-то сказать,
и похвалить их нельзя. Даже
и вы, я полагаю, как с урядником разговариваете… ах, тетенька! Кабы не было у вас в ту пору этих прошивочек, давно бы я вас на путь истинный обратил. А я вот заглядывался, глазами косил, да
и довел дело до того, что пришлось вам в деревне спасаться! Бросьте, голубушка! Подумайте: раз бог
спасет, в другой —
спасет, а в третий, пожалуй,
и не
помилует.
Сильный жар обнаружился, она твердила в бреду о царском арапе, о свадьбе —
и вдруг закричала жалобным
и пронзительным голосом: — «Валериан,
милый Валериан, жизнь моя!
спаси меня: вот они, вот они!..».
— Голубчик!..
Спаси Христос тебя! Ведь это теперь у меня что?.. я теперь… богач!.. — визжал Гаврила в восторге, вздрагивая
и пряча деньги за пазуху. — Эх ты,
милый!.. Вовек не забуду!.. Никогда!..
И жене
и детям закажу — молись!
Если вы собираетесь купаться, а глубокомысленный человек, стоя на берегу со связанными руками, хвастается тем, что он отлично плавает
и обещает
спасти вас, когда вы станете тонуть, — бойтесь сказать: «Да,
помилуй, любезный друг, у тебя ведь руки связаны; позаботься прежде о том, чтоб развязать себе руки».
— Нет, Александр, я не могу скрываться, я сегодня же скажу ему, что я люблю тебя,
и пусть он делает, что хочет, — пусть убьет меня, пусть прогонит. Я решительно не могу без тебя жить. Друг мой,
милый мой! Возьми меня к себе,
спаси меня от этого злодея; увези меня куда-нибудь, — я буду служить тебе, буду рабою твоею.
— Избави господи, ваше благородие! Зачем убивать? Нешто мы некрещеные или злодеи какие? Слава те господи, господин хороший, век свой прожили
и не токмо что убивать, но
и мыслей таких в голове не было…
Спаси и помилуй, царица небесная… Что вы-с!
Легко ли, повесился человек,
и я это видеть должна. Как загремлю вниз,
и сама не помню.
И чудо, как меня Бог
спас. Истинно, Господь
помиловал. Легко ли!
И кручь,
и вышина какая! Так бы до смерти
и убилась».
Но эта маленькая ссора
Имела участь нежных ссор:
Меж них завелся очень скоро
Немой, но внятный разговор.
Язык любви, язык чудесный,
Одной лишь юности известный,
Кому, кто раз хоть был любим,
Не стал ты языком родным?
В минуту страстного волненья
Кому хоть раз ты не помог
Близ
милых уст, у
милых ног?
Кого под игом принужденья,
В толпе завистливой
и злой,
Не
спас ты, чудный
и живой?
Сын Федор, Ксенья, дети!
Храни вас Бог! Князь Шуйский, подойди!
Друг друга мы довольно знаем. Помни,
В мой смертный час я Господа молю:
Как ты мне клятву соблюдешь, пусть так
И он тебя
помилует! Басманов,
Спеши к войскам! Тебе я завещаю
Престол
спасти! О Господи, тяжел,
Тяжел Твой гнев! Грехи мои Ты не дал
Мне заслужить!
— О господи,
спаси и помилуй, — что ты?
И вчера не было… Неужто грех какой-нибудь в дороге?
«А вот я, — говорит, — ее жалею», — да с этим словом мах своим кнутовищем
и пошел задувать. Телега-то так
и подскакивает. Того только
и смотрю, что сейчас опрокинемся,
и жизни нашей конец. А те пьяные все заливаются. Один гармонию вынул, другой песню орет, третий из ружья стреляет. Я только молюсь: «Пятница Просковея,
спаси и помилуй!»
— Был начётчик, да, видно, вылинял, как старая собака на купцовом дворе. Ты, Егор Петрович, пойми — каково это полсотни-то лет отшагать, чтобы дураком-то себя встретить, это,
милый, очень горько! Был, был я начётчиком, учил людей, не думая, как скворец, бормотал чужое, да вот
и разболтал душу свою в мирской суете, да!
И верно некоторые говорят — еретиком становлюсь на склоне дней-то! Мне бы, говорю, время душа
спасать, а я будто совсем обезумел.
— Господи,
спаси и помилуй!
Сохрани его, господи,
спаси и помилуй!» — говорит она
и крестится.
— Ой, не бейте меня! Ой, ратуйте! — кричал он, захлебываясь
и давясь от плача. — Ой, ой, ой, господин Файбиш!
Милый, дорогой, драгоценный Файбиш! Ой, убивают, ратуйте! Файбиш, вы сильный, как бог, вы храбрый, как лев! Ой, ой,
спасите меня!
Лука.
Спаси, господи,
и помилуй… Пойду садовника
и кучера поищу… Откуда эта напасть взялась на нашу голову… (Уходит.)
— Боже мой! Боже мой! — забормотал он, то поднимая руки, то опуская. —
Спаси нас, господи,
и помилуй!
И зачем было такой сан на себя принимать, ежели ты маловер
и сил у тебя нет? Нет конца моему отчаянию!
Спаси, царица небесная.
Отчаяньем, воспоминаньем страшным,
Сознаньем беззаконья моего,
И ужасом той мертвой пустоты,
Которую в моем дому встречаю —
И новостью сих бешеных веселий,
И благодатным ядом этой чаши,
И ласками (прости меня, Господь)
Погибшего, но
милого созданья…
Тень матери не вызовет меня
Отселе, — поздно, слышу голос твой,
Меня зовущий, — признаю усилья
Меня
спасти… старик, иди же с миром;
Но проклят будь, кто за тобой пойдет!
Если такой нетерпимый ваш муж (о, да
спасет вас небо от этого, моя
милая читательница!), — он, чего доброго, вырвет даже книгу из рук ваших
и вышвырнет ее за окно.
И, конечно, только эта заминка
спасла жизнь
милому, доброму Альберту Суру.
Спаси его, Господи,
и помилуй!
— Нет уж, благословите, матушка, мне отдохнуть маленько, — ответил Василий Борисыч. — Встали раненько, с ночлега поехали с солнышком вместе, а дороги-то у вас,
спаси, Господи,
и помилуй.
Пора бы
и Морковкину семьей заводиться, да жениться-то по окольности не на ком: крестьянскую девку взять не хочется, купецкая дочь не пойдет за мирского захребетника, на солдатке жениться зазорно, на мещанке накладно, на поповне
спаси Господи
и помилуй!..
Она не сознавала, но чувствовала, что с той минуты, как
спасла его от смерти
и сохранила для самой себя, он стал ей еще
милее и дороже.
— Разлюбить тебя!.. Тебя-то?.. Разойтись с тобой! — воскликнула она, порывисто отклонясь от него. — Сумасшедший ты!.. Что это ты бредишь!.. Нет, уж раз что ты мой, так уж мой навсегда!.. Я покаюсь!.. Ха, ха, ха!.. Я покаюсь, что
спасла тебя от смерти для самой же себя! — Нет, ты нынче решительно с ума сошел, мой
милый. Вот тебе мой сказ: вынь из банка деньги
и отвези ему. Я тебе велю это… Я тебе приказываю. — Слышишь?
Дай к нам, Господи, дай к нам Исуса Христа,
Дай к нам сына Божьего
и помилуй, сударь, нас!..
Пресвятая Богородица, упроси за нас сына твоего,
Сына твоего, Христа Бога нашего,
Да тобою
спасем души наши многогрешные.
— Ох, искушение! Господи, Господи! Царица Небесная,
спаси и помилуй! — вскликнул Василий Борисыч
и стал читать одну молитву за другою.
—
Спаси Господи
и помилуй своими богатыми милостями благодетеля нашего Ермолая
и всех присных его, — встав с места
и кладя малый начал, величаво сказала Филагрия. — Клавдюша! — кликнула она незнакомую Семену Петровичу послушницу, что у новой игуменьи в ключах ходила.
— Боже мой! Ты любящий Отец сирот, Ты приказавший приводить к себе детей, Божественный Спаситель, сохрани нам
и спаси эту девочку. Она рождена для беззаботного счастья… Она — красивое сочетание гармонии. Она — нежный Цветок, взлелеянный в теплице жизни.
Спаси ее, господи! Одинокую, бедную сиротку!
Помилуй, сохрани ее нам! Бедное дитя! Праздничный цветок, тянувшийся так беспечно к веселью
и смеху. Ты сохранишь ее нам, Милосердный господь!
Года два он прожил там со мною, мой
милый, единственный друг…
И вот однажды его укусила бешеная собака… Я всеми силами старалась
спасти его…
И не могла… Он умер,
и начальница нашего пансиона, очень жалевшая меня, приказала сделать с него чучело
и подарила его мне… моего бедного мертвого Мурку… Но мертвый не может заменить живого… А я так привязалась к нему! Ведь он был единственным существом в мире, которое меня любило! — глухо закончила свой рассказ Нан…
«Боже Великий,
спаси и помилуй меня! Ради блага другого, ради несчастного Игоря, дай возможность уйти, ускакать от погони»…
Федосеевна говорила правду. Эта горбунья — в таком именно вкусе, да
и та чувственная толстуха. Первача он подозревал в сильной жуликоватости. Отец — важное ничтожество… Если
милая девушка действительно жертва злобности этой ехидной тетки, отчего же
и не
спасти ее?
—
Спаси нас, господи,
и помилуй!
—
Спаси и помилуй, царица небесная! — прерывисто вздохнул лесник. —
Спаси нас от всякого врага
и супостата. На прошлой неделе в Воловьих Займищах один косарь другого по грудям косой хватил… До смерти убил! А из-за чего дело вышло, господи твоя воля! Выходит это один косарь из кабака… выпивши. Встречается ему другой
и тоже выпивши…