Неточные совпадения
От его политических новостей и мелких городских сплетен Самгин терял аппетит. Но очень скоро он убедился, что этот человек говорит о
политике из любезности,
считая долгом развлекать нахлебника. Как-то за ужином он угрюмо сказал...
Но и пение ненадолго прекратило ворчливый ропот людей, давно знакомых Самгину, — людей, которых он
считал глуповатыми и чуждыми вопросов
политики. Странно было слышать и не верилось, что эти анекдотические люди, погруженные в свои мелкие интересы, вдруг расширили их и вот уже говорят о договоре с Германией, о кабале бюрократов, пожалуй, более резко, чем газеты, потому что говорят просто.
— Наши отцы слишком усердно занимались решением вопросов материального характера, совершенно игнорируя загадки духовной жизни.
Политика — область самоуверенности, притупляющей наиболее глубокие чувства людей.
Политик — это ограниченный человек, он
считает тревоги духа чем-то вроде накожной болезни. Все эти народники, марксисты — люди ремесла, а жизнь требует художников, творцов…
— Я так спросил… Так вам, значит, нужно выправить через меня справку о Мироне Геннадьиче? Извольте… Во-первых, это очень честный человек — первая беда для вас; во-вторых, он очень умный человек — вторая беда, и, в-третьих, он, к вашему счастью, сам
считает себя умным человеком. Из таких умных и честных людей можно веревки вить, хотя сноровка нужна. Впрочем, Блинов застрахован от вашей бабьей
политики… Ха-ха!..
— Собственно говоря, я никому напрасной смерти не желаю, и если сейчас высказался не в пользу немца, то лишь потому, что полагал, что таковы требования современной внутренней
политики. Но если вашим превосходительствам, по обстоятельствам службы, представляется более удобным, чтоб подох русский, а немец торжествовал, то я противодействовать предначертаниям начальства даже в сем крайнем случае не
считаю себя вправе.
Вследствие всего этого мы
считаем для себя невозможным не только службу в войсках, но и занимание должностей, обязующих нас принуждать людей поступать хорошо под страхом тюрьмы или смертной казни. Мы поэтому добровольно исключаем себя из всех правительственных учреждений и отказываемся от всякой
политики, от всех земных почестей и должностей.
— Все это, наконец, мне надоело! — рассердился Лаптев. — Пожалуйста, теперь будьте вы моим благодетелем, объясните, в каком положении наши дела. Не извольте
считать меня мальчишкой, иначе я завтра же закрою амбар. Отец ослеп, брат в сумасшедшем доме, племянницы мои еще молоды; это дело я ненавижу, я охотно бы ушел, но заменить меня некому, вы сами знаете. Бросьте же
политику, ради бога!
В доме княгини он пострадал за
политику, хотя я имею твердое основание предполагать, что он
политикою никогда не интересовался и даже едва ли не
считал ее чем-то недостойным и презренным.
Встретив такие сухие и насмешливые ответы, граф
счел за лучшее плюнуть на все, — пусть себе делают, как хотят, — и удрал из дому; но, имея синяк под глазом, показаться в каком-нибудь порядочном месте он стыдился и прошел в грязную и табачищем провонялую пивную, стал там пить пиво и толковать с немецкими подмастерьями о
политике.
О прелестях казенного золотого дела мы
считаем излишним говорить, потому что чужими руками хорошо только жар загребать; наша экономическая
политика идет к погашению этого режима доброго старого времени, когда нагревали руки около казенного козла всесильные горные инженеры.
Притом последний из них, Ласский, тоже делал конкуренцию Андрею Николаевичу еще в том, что владыка
считал этого своего чиновника за знатока «светской
политики».
Упомянув не раз, что Степан Иванович отдавал видимый преферанс тому, что исходило «не з стороны московьской», я должен предупредить читателя, чтобы он не поспешил
счесть Вишневского
политиком, сепаратистом, или, как нынче называют, «хохломаном».
В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою
политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он
считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург.