Неточные совпадения
И с озлоблением, как будто со страстью, бросается убийца на это тело, и тащит, и режет его; так и он
покрывал поцелуями ее лицо и
плечи.
А Гапон проскочил в большую комнату и забегал, заметался по ней. Ноги его подгибались, точно вывихнутые, темное лицо судорожно передергивалось, но глаза были неподвижны, остеклели. Коротко и неумело обрезанные волосы на голове висели неровными прядями, борода подстрижена тоже неровно. На
плечах болтался измятый старенький пиджак, и рукава его были так длинны, что
покрывали кисти рук. Бегая по комнате, он хрипло выкрикивал...
Людей за столом подергивало, они тоже порою вскрикивали, подвизгивали, точно их обжигало; бородатый мастер хлопал себя по лысине и урчал что-то. Однажды он, наклонясь ко мне и
покрыв мягкой бородою
плечо мое, сказал прямо в ухо, обращаясь, словно к взрослому...
Бабушка, сидя около меня, чесала волосы и морщилась, что-то нашептывая. Волос у нее было странно много, они густо
покрывали ей
плечи, грудь, колени и лежали на полу, черные, отливая синим. Приподнимая их с пола одною рукою и держа на весу, она с трудом вводила в толстые пряди деревянный редкозубый гребень; губы ее кривились, темные глаза сверкали сердито, а лицо в этой массе волос стало маленьким и смешным.
— Нет, обиды чтоб так не было, а все, разумеется, за веру мою да за бедность сердились, все мужа, бывало, урекают, что взял неровню; ну, а мне мужа жаль, я, бывало, и заплачу. Вот из чего было, все из моей дурости. — Жарко каково! — проговорила Феоктиста, откинув с
плеча креповое
покрывало.
«Татарское селение; на заднем занавесе виден гребень Кавказа; молодежь съехалась на скачку и джигитовку; на одной стороне женщины, без
покрывал, в цветных чалмах, в длинных шелковых, перетянутых туниками, сорочках и в шальварах; на другой мужчины, кои должны быть в архалуках, а некоторые из них и в черных персидских чухах, обложенных галунами, и с закинутыми за
плечи висячими рукавами».
Боярин Морозов уже с час, как отдыхал в своей опочивальне. Елена с сенными девушками сидела под липами на дерновой скамье, у самого частокола. На ней был голубой аксамитный летник с яхонтовыми пуговицами. Широкие кисейные рукава, собранные в мелкие складки, перехватывались повыше локтя алмазными запястьями, или зарукавниками. Такие же серьги висели по самые
плечи; голову
покрывал кокошник с жемчужными наклонами, а сафьянные сапожки блестели золотою нашивкой.
Голову
покрывал высокий шишак с серебром и чернью, и из-под венца его падала на
плечи боярина кольчатая бармица, скрещенная на груди и укрепленная круглыми серебряными бляхами.
Она лежала на широкой кровати, положив под щеку маленькие ладошки, сложенные вместе, тело ее спрятано под
покрывалом, таким же золотистым, как и все в спальне, темные волосы, заплетенные в косу, перекинувшись через смуглое
плечо, лежали впереди ее, иногда свешиваясь с кровати на пол.
Поверите или нет, я даже не мог злиться. Я был так ошеломлен откровенностью Постельникова, что не только не обругал его, но даже не нашел в ответ ему ни одного слова! Да немного времени осталось мне и для разговоров, потому что в то время, как я не мешал Постельникову
покрывать поцелуями мои щеки, он махнул у меня за
плечами своему денщику, и по этому мановению в комнату явились два солдата и от него же взяли меня под арест.
Сын кузнеца шёл по тротуару беспечной походкой гуляющего человека, руки его были засунуты в карманы дырявых штанов, на
плечах болталась не по росту длинная синяя блуза, тоже рваная и грязная, большие опорки звучно щёлкали каблуками по камню панели, картуз со сломанным козырьком молодецки сдвинут на левое ухо, половину головы пекло солнце, а лицо и шею Пашки
покрывал густой налёт маслянистой грязи.
Тогда кого-то слышно стало,
Мелькнуло девы
покрывало,
И вот — печальна и бледна —
К нему приближилась она.
Уста прекрасной ищут речи;
Глаза исполнены тоской,
И черной падают волной
Ее власы на грудь и
плечи.
В одной руке блестит пила,
В другой кинжал ее булатный;
Казалось, будто дева шла
На тайный бой, на подвиг ратный.
Она теперь вступила в период
Раскаянья и мыслей религьозных!
Но как идут к ней эти угрызенья!
Исчезла гордость с бледного чела,
И грусть на нем явилась неземная…
Вся набожно отдавшися Мадонне,
Она теперь не знает и сама,
Как живописно с гребня кружевное
Ей падает на
плечи покрывало…
Нет, право, никогда еще досель
Я не видал ее такой прекрасной!
Она подходит ближе и смотрит на царя с трепетом и с восхищением. Невыразимо прекрасно ее смуглое и яркое лицо. Тяжелые, густые темно-рыжие волосы, в которые она воткнула два цветка алого мака, упругими бесчисленными кудрями
покрывают ее
плечи, и разбегаются по спине, и пламенеют, пронзенные лучами солнца, как золотой пурпур. Самодельное ожерелье из каких-то красных сухих ягод трогательно и невинно обвивает в два раза ее темную, высокую, тонкую шею.
— А умеешь, то и ладно! — молвил он и в одно мгновение вскинул меня на одно
плечо, а брата — на другое, велел нам взяться друг с другом руками за его затылком, а сам
покрыл нас своею свиткою, прижал к себе наши колена и понес нас, скоро и широко шагая по грязи, которая быстро растворялась и чавкала под его твердо ступавшими ногами, обутыми в большие лапти.
Он был порядочного роста и так худ, что английского
покроя фрак висел на
плечах его как на вешалке.
Вдруг,
покрывая сразу эту бурю проклятий, божбы и ругани, раздался громадный голос Кузьмы Сотника, который, возвышаясь но
плечи над толпою, кричал, побагровев от напряжения...
В то время как на последнем все было чисто и даже, пожалуй, щеголевато, — работник весь оброс грязью: пыль на лице и шее размокла от пота, рукав грязной рубахи был разорван, истертый и измызганный олений треух беззаботно
покрывал его голову с запыленными волосами, обрезанными на лбу и падавшими на
плечи, что придавало ему какой-то архаический вид.
И только княгиня домолвила речь,
Невестка их, Гида, вбежала;
Жемчужная бармица падает с
плеч,
Забыла надеть
покрывало.
Град исступленных поцелуев
покрывал ее лицо, руки и
плечи, ее мокрые волосы, ее посиневшие губы…
— Прощай, Наташа! Принцесса заколдованная! Фея моя! Душенька! Красавица моя! — рыдала Феничка,
покрывая поцелуями лицо и
плечи девочки. — Тебя одну я любила «по-настоящему», а за другими бегала, дурила, чтоб тебе досадить…
Это не была Александра Ивановна, это легкая, эфирная, полудетская фигура в белом, но не в белом платье обыкновенного
покроя, а в чем-то вроде ряски монастырской белицы. Стоячий воротничок обхватывает тонкую, слабую шейку, детский стан словно повит пеленой и широкие рукава до локтей открывают тонкие руки, озаренные трепетным светом горящих свеч. С головы на
плечи вьются светлые русые кудри, два черные острые глаза глядят точно не видя, а уста шевелятся.
«Гармония — вот жизнь; постижение прекрасного душою и сердцем — вот что лучше всего на свете!» — повторял я его последние слова, с которыми он вышел из моей комнаты, — и с этим заснул, и спал, видя себя во сне чуть не Апеллесом или Праксителем, перед которым все девы и юные жены стыдливо снимали
покрывала, обнажая красы своего тела; они были обвиты плющом и гирляндами свежих цветов и держали кто на голове, кто на упругих
плечах храмовые амфоры, чтобы под тяжестью их отчетливее обозначалися линии стройного стана — и все это затем, чтобы я, величайший художник, увенчанный миртом и розой, лучше бы мог передать полотну их чаровничью прелесть.
— Нет, — закричал я, — это вовсе не то, что будто я тебя отвергаю. Я тебе друг и докажу тебе это моею готовностью помочь твоему горю. Только не говори более, для чего ты пришла сюда. Разрушь скорей это плетение волос, через которое ты стала походить на гетеру; смой с своих
плеч чистой водою этот аромат благовонного нарда, которым их
покрыли люди, желавшие твоего позора, а потом скажи мне: сколько именно должен муж твой.
Но она также сказала обо мне и своей госпоже, а это повело к тому, что едва Ада обтерла прохладною губкою мои раны и
покрыла мои
плечи принесенною ею льняной туникой, как в переходе, где я лежал на полу, прислонясь боком к дереву, показалась в роскошном убранстве Азелла.
Она сорвала с головы своей
покрывало, и две длинные косы, иссиня-черные, как вороново крыло, расплелись и скатились волнами на ее могучие
плечи.
Женщины, принадлежащие к ордену, носили длинную черную одежду с белым восьмиконечным крестом на груди, черную суконную мантию с тем же крестом на левом
плече и черный остроконечный клобук с черным
покрывалом.
— Дочь моя! — вдруг кинулась ей на шею Мариула и стала
покрывать обнаженное
плечо Домаши нежными поцелуями.
Род пестрых мантий, сшитых из лоскутков,
покрывали их
плеча; головы их были обвиты холстиною, от которой топорщились по сторонам концы, как растянутые крылья летучей мыши; из-под этой повязки торчали в беспорядке клочки седых с рыжиною волос, которые ветерок шевелил по временам.
Она потрепала его по щеке. Бежецкий поймал ее руку и начал стягивать с нее перчатку,
покрывая поцелуями. Она поцеловала его в лоб и склонилась к нему головой на
плечо.
На барышне теперь уже не было её утреннего пеньюара и шарфа. Изящный костюм для гулянья ловко обхватывал её тонкую фигуру, a пышно завитую голову
покрывала нарядная шляпа со страусовым пером. Держа в руках огромнейших размером модную муфту, Натали порхнула к зеркалу и стала охорашиваться перед ним, небрежно бросая через
плечо по адресу Даши...
Бело-серые тучи
покрыли небо, кругом стало мрачно; рванул ветер, и из туч посыпалась мелкая, частая крупа. Крупинки метались в воздухе, прыгали по брустверу, по
плечам и папахе нового часового. Сухие листья каоляна жалобно ныли вокруг стеблей.
Пока они шли городом, она не поднимала с головы своего
покрывала, и многие спрашивали: кто это такая? Христиане же, проходя, отвечали: это новая христианка! Но потом сами себя вопрошали: где и когда эта женщина крестилась? Как ее христианское имя? Зенон должен знать о ней все, но неизвестно и то, где принял веру Зенон… Только теперь неудобно было их расспрашивать, так как они идут впереди бодрее всех и на их
плечи опирается ослабевший епископ…