Неточные совпадения
— Ничего, это все ничего, ты слушай, пожалуйста. Вот я пошла. Ну-с, прихожу в большой страшеннейший
магазин; там куча народа. Меня затолкали; однако я выбралась и
подошла к черному человеку в очках. Что я ему сказала, я ничего не помню; под конец он усмехнулся, порылся в моей корзине, посмотрел кое-что, потом снова завернул, как было, в платок и отдал обратно.
Она выпрямилась, прислушиваясь, и, бросив крест на диван, бесшумно
подошла к двери в
магазин, заговорила строго...
Однако ж он
подошел к окну этого
магазина и разглядывал сквозь стекла дам: «Ничего не разглядишь, они стоят задом
к окнам».
Шел я медленно, порой останавливаясь за углами, жадно следя за событиями, пока не
подходил к книжному
магазину.
Получив подаяние, она сошла с моста и
подошла к ярко освещенным окнам одного
магазина. Тут она принялась считать свою добычу; я стоял в десяти шагах. Денег в руке ее было уже довольно; видно, что она с самого утра просила. Зажав их в руке, она перешла через улицу и вошла в мелочную лавочку. Я тотчас же
подошел к дверям лавочки, отворенным настежь, и смотрел: что она там будет делать?
Время между тем
подходило к сумеркам, так что когда он
подошел к Невскому, то был уже полнейший мрак: тут и там зажигались фонари, ехали, почти непрестанной вереницей, смутно видневшиеся экипажи, и мелькали перед освещенными окнами
магазинов люди, и вдруг посреди всего, бог весть откуда, раздались звуки шарманки. Калинович невольно приостановился, ему показалось, что это плачет и стонет душа человеческая, заключенная среди мрака и снегов этого могильного города.
Илья встал,
подошёл к окну. Широкие ручьи мутной воды бежали около тротуара; на мостовой, среди камней, стояли маленькие лужи; дождь сыпался на них, они вздрагивали: казалось, что вся мостовая дрожит. Дом против
магазина Ильи нахмурился, весь мокрый, стёкла в окнах его потускнели, и цветов за ними не было видно. На улице было пусто и тихо, — только дождь шумел и журчали ручьи. Одинокий голубь прятался под карнизом, усевшись на наличнике окна, и отовсюду с улицы веяло сырой, тяжёлой скукой.
Медленно
подойдя к стене, он сорвал с неё картину и унёс в
магазин. Там, разложив её на прилавке, он снова начал рассматривать превращения человека и смотрел теперь с насмешкой, пока от картины зарябило в глазах. Тогда он смял её, скомкал и бросил под прилавок; но она выкатилась оттуда под ноги ему. Раздражённый этим, он снова поднял её, смял крепче и швырнул в дверь, на улицу…
— Трудно? Тебе? Врёшь ты! — вскричал Илья, вскочив с кровати и
подходя к товарищу, сидевшему под окном. — Мне — трудно, да! Ты — что? Отец состарится — хозяин будешь… А я? Иду по улице, в
магазинах вижу брюки, жилетки… часы и всё такое… Мне таких брюк не носить… таких часов не иметь, — понял? А мне — хочется… Я хочу, чтобы меня уважали… Чем я хуже других? Я — лучше! А жулики предо мной кичатся, их в гласные выбирают! Они дома имеют, трактиры… Почему жулику счастье, а мне нет его? Я тоже хочу…
Стало тихо. Потом из
магазина донеслись громкие всхлипыванья. Илья встал,
подошёл к двери и притворил её, сказав угрюмо...
По нескольку раз в день он
подходил к некоторым богатым
магазинам портных, всходил даже до половины лестницы
к ним и снова ворочался.
— Мы видим из речей ваших, — перебили его поселяне, — что вы еще ничего не знаете и имеете простую душу; посмотрите, как нас морят; в
магазине, верно, весь хлеб отравлен; нет места, где бы не было положено яду. Страшно
подойти к колодцам; куда ни пойдешь, везде думай о смерти — и от кого? От начальников, ведь нам все открыл Богоявленский.
Она
подходила уже
к углу Невского проспекта и вспомнила, что в угольном доме есть
магазин с закусочной на правах трактира и несколькими отдельными кабинетами — она не раз закусывала тут со случайными встреченными ею на Невском кавалерами.