Неточные совпадения
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку
с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда
поднялась потом дорога на гору и пошла по ровной возвышенности
с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя,
с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому
ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
Как некий триумфатор высадился Полозов и начал
подниматься по устланной
коврами и благовонной лестнице. К нему подлетел человек, тоже отлично одетый, но
с русским лицом — его камердинер. Полозов заметил ему, что впредь будет всегда брать его
с собою, ибо, накануне, во Франкфурте, его, Полозова, оставили на ночь без теплой воды! Камердинер изобразил ужас на лице — и, проворно наклонясь, снял
с барина калоши.
Поглядев на себя в зеркало, он привычным движеньем старческих рук подвил виски и хохол и поправил крест, аксельбанты и большие
с вензелями эполеты и, слабо шагая плохо повинующимися старческими ногами, стал
подниматься вверх по
ковру отлогой лестницы.
По мраморной великолепной лестнице, устланной дорогим мягким
ковром, он
поднялся во второй этаж; у подъезда и в передней двери были дубовые,
с тонкой резьбой и ярко горевшими бронзовыми ручками.
Двора у Спирькиной избы не было, а отдельно стоял завалившийся сеновал. Даже сеней и крыльца не полагалось, а просто
с улицы бревно
с зарубинами было приставлено ко входной двери — и вся недолга. Изба было высокая, как все старинные постройки,
с подклетью, где у Спирьки металась на цепи голодная собака. Мы по бревну кое-как
поднялись в избу, которая даже не имела трубы, а дым из печи шел прямо в широкую дыру в потолке. Стены и потолок были покрыты настоящим
ковром из сажи.
Сердито смотрел картуз
с галуном на Алексея, когда тот
поднимался по широкой лестнице, покрытой
ковром, обставленной цветами и зеленью. «Ишь привалило косолапому! — бормотал придверник. — А наш брат бейся, служи, служи, а на поверку в одном кармане клоп на аркане, а в другом блоха на цепи…»
С упоением вслушивалась она теперь в передаваемый Наташей старинный обряд обручения дожей
с Адриатическим морем. Волны народа… Пестрые наряды… певучая итальянская речь… Гондола, вся увитая цветами… И сам дож в золотом венце, под звуки труб, лютней, литавр
поднимается в лодке со скамьи, покрытой
коврами, и бросает перстень в синие волны Адриатики при заздравных кликах народа…
Горничная убежала. Тася
поднялась по нескольким ступенькам на площадку
с двумя окнами. Направо стеклянная дверь вела в переднюю, налево — лестница во второй этаж. По лестницам шел
ковер. Пахло куреньем. Все смотрело чисто; не похоже было на номера. На стене, около окна, висела пачка листков
с карандашом. Тася прочла:"Leider, zu Hause nicht getroffen" [«К сожалению, не застал дома» (нем.).] — и две больших буквы. В стеклянную дверь видна была передняя
с лампой, зеркалом и новой вешалкой.
Широкое крыльцо
с швейцаром, вестибюль, пальмы. По лестнице, устланной
ковром,
поднимались вверх. На площадке огромное зеркало отразило поношенное, покрытое пылью платье Нинки и озорные, вызывающие лица обоих.