Неточные совпадения
Глаза у ней были пришиты к лицу невидимыми ниточками, легко выкатываясь
из костлявых
ям, они двигались очень ловко, всё видя, всё замечая,
поднимаясь к потолку, когда она говорила о боге, опускаясь на щеки, если речь шла о домашнем.
Карачунский, вместо ответа, спустился в старательскую
яму, из-за которой вышло все дело, осмотрел работу и,
поднявшись наверх, сказал...
Из Туляцкого конца дорога
поднималась в гору. Когда обоз
поднялся, то все возы остановились, чтобы в последний раз поглядеть на остававшееся в
яме «жило». Здесь провожавшие простились.
Поднялся опять рев и причитания. Бабы ревели до изнеможения, а глядя на них, голосили и ребятишки. Тит Горбатый надел свою шляпу и двинулся: дальние проводы — лишние слезы. За ним хвостом двинулись остальные телеги.
Нужно
подняться на высоту, выйти
из ямы эгоцентризма, чтобы увидеть мир в истинном свете, чтобы все получило правильные очертания, чтобы увидеть горизонт.
По узкому переулку, мимо грязных, облупившихся домиков, Катя
поднималась в гору. И вдруг
из сумрака выплыло навстречу ужасное лицо; кроваво-красные
ямы вместо глаз, лоб черный, а под глазами по всему лицу въевшиеся в кожу черно-синие пятнышки от взорвавшегося снаряда. Человек в солдатской шинели шел, подняв лицо вверх, как всегда слепые, и держался рукою за плечо скучливо смотревшего мальчика-поводыря; свободный рукав болтался вместо другой руки.
Тот моментально
поднялся с места и стал любезен и разговорчив. Он обстоятельно и подробно объяснил, что оборванца зовут Василий Васильевич Луганский, что он
из дворян, был когда-то «на линии», да теперь видимо скопытился и стад «бросовый» человек. Живет он втроем на кухне подвального этажа на дворе, насупротив выгребной
ямы. Дворник даже указал рукой по направлению этой кухни.
Пьер заглянул в
яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и
поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на всё тело. Один
из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул, на Пьера, чтоб он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
— Отчего вы так грустны? — говорил Павел, как заклинание, как мольбу о пощаде; но бессильна она была перед новыми, еще смутными, но уже знакомыми и страшными образами. Как гнилой туман над ржавым болотом,
поднимались они
из этой черной
ямы, и разбуженная память властно вызывала все новые и новые картины.