После обеда Алеша остался опять один в классных комнатах. Он беспрестанно думал о том, что происходило в прошедшую ночь, и не мог никак утешиться в потере любезной Чернушки. Иногда ему казалось, что он непременно должен ее увидеть в следующую ночь, несмотря на то что она пропала из курятника. Но потом ему казалось, что это дело несбыточное, и он опять
погружался в печаль.
Неточные совпадения
Вскоре она
погрузилась — не
в печаль, не
в беспокойство о письмах и о том, придет ли Марк, что сделает бабушка, — а
в какой-то хаос смутных чувств, воспоминаний, напрасно стараясь сосредоточить мысли на одном чувстве, на одном моменте.
Бабушка
погружалась в свою угрюмость, Вера тайно убивалась
печалью, и дни проходили за днями. Тоска Веры была постоянная, неутолимая, и
печаль Татьяны Марковны возрастала по мере того, как она следила за Верой.
«Видно, гости», — подумал я. Потеряв всякую надежду видеть Веру, я выбрался из сада и проворными шагами пошел домой. Ночь была темная, сентябрьская, но теплая и без ветра. Чувство не столько досады, сколько
печали, которое овладело было мною, рассеялось понемногу, и я пришел к себе домой немного усталый от быстрой ходьбы, но успокоенный тишиною ночи, счастливый и почти веселый. Я вошел
в спальню, отослал Тимофея, не раздеваясь бросился на постель и
погрузился в думу.
Сны и приметы составляли единственное, что еще могло возбуждать его к размышлениям. И на этот раз он с особенною любовью
погрузился в решение вопросов: к чему гудит самовар, какую
печаль пророчит печь? Сон на первых же порах оказался
в руку: когда Зотов выполоскал чайник и захотел заварить чай, то у него
в коробочке не нашлось ни одной чаинки.