Неточные совпадения
Еще отец, нарочно громко заговоривший
с Вронским, не кончил своего разговора, как она была уже вполне готова смотреть на Вронского,
говорить с ним, если нужно, точно так же, как она
говорила с княгиней Марьей Борисовной, и,
главное, так, чтобы всё до последней интонации и улыбки было одобрено мужем, которого невидимое присутствие она как будто чувствовала над собой в эту минуту.
Агафья Михайловна
с разгоряченным и огорченным лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что на нее, как на
главную советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась сделать вид, что она занята другим и не интересуется малиной,
говорила о постороннем, но искоса поглядывала на жаровню.
Для Константина народ был только
главный участник в общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он сам
говорил, вероятно
с молоком бабы-кормилицы, он, как участник
с ним в общем деле, иногда приходивший в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в общем деле требовались другие качества, приходил в озлобление на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
Кити испытывала особенную прелесть в том, что она
с матерью теперь могла
говорить, как
с равною, об этих самых
главных вопросах в жизни женщины.
«Да, может быть, и это неприятно ей было, когда я подала ему плед. Всё это так просто, но он так неловко это принял, так долго благодарил, что и мне стало неловко. И потом этот портрет мой, который он так хорошо сделал. А
главное — этот взгляд, смущенный и нежный! Да, да, это так! —
с ужасом повторила себе Кити. — Нет, это не может, не должно быть! Он так жалок!»
говорила она себе вслед за этим.
― Да я тебе
говорю, что это не имеет ничего общего. Они отвергают справедливость собственности, капитала, наследственности, а я, не отрицая этого
главного стимула (Левину было противно самому, что он употреблял такие слова, но
с тех пор, как он увлекся своею работой, он невольно стал чаще и чаще употреблять нерусские слова), хочу только регулировать труд.
Узнав все эти подробности, княгиня не нашла ничего предосудительного в сближении своей дочери
с Варенькой, тем более что Варенька имела манеры и воспитание самые хорошие: отлично
говорила по-французски и по-английски, а
главное — передала от г-жи Шталь сожаление, что она по болезни лишена удовольствия познакомиться
с княгиней.
А я
говорю: «мне идти пора», так и не хотела прочесть, а зашла я к ним,
главное чтоб воротнички показать Катерине Ивановне; мне Лизавета, торговка, воротнички и нарукавнички дешево принесла, хорошенькие, новенькие и
с узором.
После десятка свиданий Самгин решил, что, наконец, у него есть хороший друг,
с которым и можно и легко
говорить обо всем, а
главное — о себе.
— Шш! шш! — зашипела бабушка, — услыхал бы он! Человек он старый, заслуженный, а
главное, серьезный! Мне не сговорить
с тобой —
поговори с Титом Никонычем. Он обедать придет, — прибавила Татьяна Марковна.
— Но возможность,
главное — возможность только предположить вашу любовь к Катерине Николаевне! Простите, я все еще не выхожу из остолбенения. Я никогда, никогда не дозволял себе
говорить с вами на эту или на подобную тему…
Так болтая и чуть не захлебываясь от моей радостной болтовни, я вытащил чемодан и отправился
с ним на квартиру. Мне,
главное, ужасно нравилось то, что Версилов так несомненно на меня давеча сердился,
говорить и глядеть не хотел. Перевезя чемодан, я тотчас же полетел к моему старику князю. Признаюсь, эти два дня мне было без него даже немножко тяжело. Да и про Версилова он наверно уже слышал.
— Знаете что, — сказал я, — вы
говорите, что пришли,
главное,
с тем, чтобы мать подумала, что мы помирились. Времени прошло довольно, чтоб ей подумать; не угодно ли вам оставить меня одного?
О том, как мог Версилов совокупиться
с Ламбертом, — я пока и
говорить не буду: это — потом;
главное — тут был «двойник»!
— Нельзя, Татьяна Павловна, — внушительно ответил ей Версилов, — Аркадий, очевидно, что-то замыслил, и, стало быть, надо ему непременно дать кончить. Ну и пусть его! Расскажет, и
с плеч долой, а для него в том и
главное, чтоб
с плеч долой спустить. Начинай, мой милый, твою новую историю, то есть я так только
говорю: новую; не беспокойся, я знаю конец ее.
Уединение —
главное: я ужасно не любил до самой последней минуты никаких сношений и ассоциаций
с людьми;
говоря вообще, начать «идею» я непременно положил один, это sine qua.
Я действительно был в некотором беспокойстве. Конечно, я не привык к обществу, даже к какому бы ни было. В гимназии я
с товарищами был на ты, но ни
с кем почти не был товарищем, я сделал себе угол и жил в углу. Но не это смущало меня. На всякий случай я дал себе слово не входить в споры и
говорить только самое необходимое, так чтоб никто не мог обо мне ничего заключить;
главное — не спорить.
У
главных ворот Абелло
поговорил с караульными, и те нас — не пустили.
Тарас
говорил про себя, что когда он не выпьет, у него слов нет, а что у него от вина находятся слова хорошие, и он всё сказать может. И действительно, в трезвом состоянии Тарас больше молчал; когда же выпивал, что случалось
с ним редко и и только в особенных случаях, то делался особенно приятно разговорчив. Он
говорил тогда и много и хорошо,
с большой простотою, правдивостью и,
главное, ласковостью, которая так и светилась из его добрых голубых глаз и не сходящей
с губ приветливой улыбки.
Товарищ прокурора
говорил очень долго,
с одной стороны стараясь вспомнить все те умные вещи, которые он придумал,
с другой стороны,
главное, ни на минуту не остановиться, а сделать так, чтобы речь его лилась, не умолкая, в продолжение часа
с четвертью.
То, а не другое решение принято было не потому, что все согласились, а, во-первых, потому, что председательствующий, говоривший так долго свое резюме, в этот раз упустил сказать то, что он всегда
говорил, а именно то, что, отвечая на вопрос, они могут сказать: «да—виновна, но без намерения лишить жизни»; во-вторых, потому, что полковник очень длинно и скучно рассказывал историю жены своего шурина; в-третьих, потому, что Нехлюдов был так взволнован, что не заметил упущения оговорки об отсутствии намерения лишить жизни и думал, что оговорка: «без умысла ограбления» уничтожает обвинение; в-четвертых, потому, что Петр Герасимович не был в комнате, он выходил в то время, как старшина перечел вопросы и ответы, и,
главное, потому, что все устали и всем хотелось скорей освободиться и потому согласиться
с тем решением, при котором всё скорей кончается.
Купец, желая оправдать Маслову, настаивал на том, что Бочкова —
главная заводчица всего. Многие присяжные согласились
с ним, но старшина, желая быть строго законным,
говорил, что нет основания признать ее участницей в отравлении. После долгих споров мнение старшины восторжествовало.
— Я не выставляю подсудимого каким-то идеальным человеком, —
говорил Веревкин. — Нет, это самый обыкновенный смертный, не чуждый общих слабостей… Но он попал в скверную историю, которая походила на игру кошки
с мышкой. Будь на месте Колпаковой другая женщина, тогда Бахарев не сидел бы на скамье подсудимых! Вот
главная мысль, которая должна лечь в основание вердикта присяжных. Закон карает злую волю и бесповоротную испорченность, а здесь мы имеем дело
с несчастным случаем, от которого никто не застрахован.
Привалову казалось
с похмелья, что постукивает не на мельнице, а у него в голове. И для чего он напился вчера? Впрочем, нельзя, мужики обиделись бы. Да и какое это пьянство, ежели разобрать? Самое законное, такая уж причина подошла, как
говорят мужики. А
главное, ничего похожего не было на шальное пьянство узловской интеллигенции, которая всегда пьет, благо нашлась водка.
— Так и сказал: не
говори. Тебя-то он,
главное, и боится, Митя-то. Потому тут секрет, сам сказал, что секрет… Алеша, голубчик, сходи, выведай: какой это такой у них секрет, да и приди мне сказать, — вскинулась и взмолилась вдруг Грушенька, — пореши ты меня, бедную, чтоб уж знала я мою участь проклятую!
С тем и звала тебя.
Мне,
главное, и за прежнее хотелось его прошколить, так что, признаюсь, я тут схитрил, притворился, что в таком негодовании, какого, может, и не было у меня вовсе: «Ты,
говорю, сделал низкий поступок, ты подлец, я, конечно, не разглашу, но пока прерываю
с тобою сношения.
—
С вами
говорит благородный человек, благороднейшее лицо,
главное, — этого не упускайте из виду — человек, наделавший бездну подлостей, но всегда бывший и остававшийся благороднейшим существом, как существо, внутри, в глубине, ну, одним словом, я не умею выразиться…
— Он, он выдумал, он настаивает! Он ко мне все не ходил и вдруг пришел неделю назад и прямо
с этого начал. Страшно настаивает. Не просит, а велит. В послушании не сомневается, хотя я ему все мое сердце, как тебе, вывернул и про гимн
говорил. Он мне рассказал, как и устроит, все сведения собрал, но это потом. До истерики хочет.
Главное деньги: десять тысяч,
говорит, тебе на побег, а двадцать тысяч на Америку, а на десять тысяч,
говорит, мы великолепный побег устроим.
— Ты это про что? — как-то неопределенно глянул на него Митя, — ах, ты про суд! Ну, черт! Мы до сих пор все
с тобой о пустяках
говорили, вот все про этот суд, а я об самом
главном с тобою молчал. Да, завтра суд, только я не про суд сказал, что пропала моя голова. Голова не пропала, а то, что в голове сидело, то пропало. Что ты на меня
с такою критикой в лице смотришь?
Но убранство комнат также не отличалось особым комфортом: мебель была кожаная, красного дерева, старой моды двадцатых годов; даже полы были некрашеные; зато все блистало чистотой, на окнах было много дорогих цветов; но
главную роскошь в эту минуту, естественно, составлял роскошно сервированный стол, хотя, впрочем, и тут
говоря относительно: скатерть была чистая, посуда блестящая; превосходно выпеченный хлеб трех сортов, две бутылки вина, две бутылки великолепного монастырского меду и большой стеклянный кувшин
с монастырским квасом, славившимся в околотке.
Видите ли, мочалка-то была гуще-с, еще всего неделю назад, — я про бороденку мою говорю-с; это ведь бороденку мою мочалкой прозвали, школьники главное-с.
— Да-с, сбежала-с, я имел эту неприятность, — скромно подтвердил Максимов. —
С одним мусью-с. А
главное, всю деревушку мою перво-наперво на одну себя предварительно отписала. Ты,
говорит, человек образованный, ты и сам найдешь себе кусок.
С тем и посадила. Мне раз один почтенный архиерей и заметил: у тебя одна супруга была хромая, а другая уж чресчур легконогая, хи-хи!
Речка Шакира также небольшая. Устье ее находится по соседству
с рекой Билимбе. Собственно
говоря, устья у этой реки нет вовсе — вода разливается по низине и просачивается в море сквозь прибрежную гальку. Долина Шакиры довольно узкая, расширяющаяся к истокам; почва у ней каменистая; в горах всюду виднеются осыпи. Травяная растительность состоит
главным образом из полыни, орляка и полевого горошка; на речках — заросли орешника, шиповника, таволги и леспедецы.
Дерсу советовал крепче ставить палатки и,
главное, приготовить как можно больше дров не только на ночь, но и на весь завтрашний день. Я не стал
с ним больше спорить и пошел в лес за дровами. Через 2 часа начало смеркаться. Стрелки натаскали много дров, казалось, больше чем нужно, но гольд не унимался, и я слышал, как он
говорил китайцам...
Рахметов просидит вечер,
поговорит с Верою Павловною; я не утаю от тебя ни слова из их разговора, и ты скоро увидишь, что если бы я не хотел передать тебе этого разговора, то очень легко было бы и не передавать его, и ход событий в моем рассказе нисколько не изменился бы от этого умолчания, и вперед тебе
говорю, что когда Рахметов,
поговорив с Верою Павловною, уйдет, то уже и совсем он уйдет из этого рассказа, и что не будет он ни
главным, ни неглавным, вовсе никаким действующим лицом в моем романе.
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил в вагоне, по дороге из Вены в Мюнхен, молодого человека, русского, который
говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами, в каждой земле оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех
главных составных частей населения, жил для этого и в городах и в селах, ходил пешком из деревни в деревню, потом точно так же познакомился
с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу, в немецкие провинции Австрии, теперь едет в Баварию, оттуда в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет в Англию и на это употребит еще год; если останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится в Россию, потому что, кажется, в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Генеалогия
главных лиц моего рассказа: Веры Павловны Кирсанова и Лопухова не восходит, по правде
говоря, дальше дедушек
с бабушками, и разве
с большими натяжками можно приставить сверху еще какую-нибудь прабабушку (прадедушка уже неизбежно покрыт мраком забвения, известно только, что он был муж прабабушки и что его звали Кирилом, потому что дедушка был Герасим Кирилыч).
А
главное в том, что он порядком установился у фирмы, как человек дельный и оборотливый, и постепенно забрал дела в свои руки, так что заключение рассказа и
главная вкусность в нем для Лопухова вышло вот что: он получает место помощника управляющего заводом, управляющий будет только почетное лицо, из товарищей фирмы,
с почетным жалованьем; а управлять будет он; товарищ фирмы только на этом условии и взял место управляющего, «я,
говорит, не могу, куда мне», — да вы только место занимайте, чтобы сидел на нем честный человек, а в дело нечего вам мешаться, я буду делать», — «а если так, то можно, возьму место», но ведь и не в этом важность, что власть, а в том, что он получает 3500 руб. жалованья, почти на 1000 руб. больше, чем прежде получал всего и от случайной черной литературной работы, и от уроков, и от прежнего места на заводе, стало быть, теперь можно бросить все, кроме завода, — и превосходно.
Разумеется,
главным содержанием разговоров Верочки
с Лопуховым было не то, какой образ мыслей надобно считать справедливым, но вообще они
говорили между собою довольно мало, и длинные разговоры у них, бывавшие редко, шли только о предметах посторонних, вроде образа мыслей и тому подобных сюжетов.
Лопухов возвратился
с Павлом Константинычем, сели; Лопухов попросил ее слушать, пока он доскажет то, что начнет, а ее речь будет впереди, и начал
говорить, сильно возвышая голос, когда она пробовала перебивать его, и благополучно довел до конца свою речь, которая состояла в том, что развенчать их нельзя, потому дело со (Сторешниковым — дело пропащее, как вы сами знаете, стало быть, и утруждать себя вам будет напрасно, а впрочем, как хотите: коли лишние деньги есть, то даже советую попробовать; да что, и огорчаться-то не из чего, потому что ведь Верочка никогда не хотела идти за Сторешникова, стало быть, это дело всегда было несбыточное, как вы и сами видели, Марья Алексевна, а девушку, во всяком случае, надобно отдавать замуж, а это дело вообще убыточное для родителей: надобно приданое, да и свадьба, сама по себе, много денег стоит, а
главное, приданое; стало быть, еще надобно вам, Марья Алексевна и Павел Константиныч, благодарить дочь, что она вышла замуж без всяких убытков для вас!
Главное занятие его, сверх езды за каретой, — занятие, добровольно возложенное им на себя, состояло в обучении мальчишек аристократическим манерам передней. Когда он был трезв, дело еще шло кой-как
с рук, но когда у него в голове шумело, он становился педантом и тираном до невероятной степени. Я иногда вступался за моих приятелей, но мой авторитет мало действовал на римский характер Бакая; он отворял мне дверь в залу и
говорил...
Меня, старого москвича и,
главное, старого пожарного, резануло это слово. Москва, любовавшаяся своим знаменитым пожарным обозом — сперва на красавцах лошадях, подобранных по мастям, а потом бесшумными автомобилями, сверкающими медными шлемами, —
с гордостью
говорила...
Видимо, Штофф побаивался быстро возраставшей репутации своего купеческого адвоката, который быстро шел в гору и забирал большую силу.
Главное, купечество верило ему. По наружности Мышников остался таким же купцом, как и другие,
с тою разницей, что носил золотые очки.
Говорил он
с рассчитанною грубоватою простотой и вообще старался держать себя непринужденно и
с большим гонором. К Галактиону он отнесся подозрительно и
с первого раза заявил...
— Позовите сюда Галактиона Михеича, — решила невеста. — Я сама
с ним
поговорю. А
главное — чтоб он не оставался
с глазу на глаз
с Симоном.
— Позвольте мне кончить, господа… Дело не в названии, а в сущности дела. Так я
говорю? Поднимаю бокал за того, кто открывает новые пути, кто срывает завесу
с народных богатств, кто ведет нас вперед… Я сравнил бы наш банк
с громадною паровою машиной, причем роль пара заменяет капитал, а вот этот пароход, на котором мы сейчас плывем, — это только один из приводов, который подчиняется
главному двигателю… Гений заключается только в том, чтобы воспользоваться уже готовою силой, а поэтому я предлагаю тост за…
От думы они поехали на Соборную площадь, а потом на
главную Московскую улицу. Летом здесь стояла непролазная грязь, как и на
главных улицах, не
говоря уже о предместьях, как Теребиловка, Дрекольная, Ерзовка и Сибирка. Миновали зеленый кафедральный собор, старый гостиный двор и остановились у какого-то двухэтажного каменного дома. Хозяином оказался Голяшкин. Он каждого гостя встречал внизу, подхватывал под руку, поднимал наверх и передавал
с рук на руки жене, испитой болезненной женщине
с испуганным лицом.
— Ах, какой ты! Со богатых-то вы все оберете, а нам уж голенькие остались. Только бы на ноги встать, вот
главная причина. У тебя вон пароходы в башке плавают, а мы по сухому бережку
с молитвой будем ходить. Только бы мало-мало в люди выбраться, чтобы перед другими не стыдно было. Надоело уж под начальством сидеть, а при своем деле сам большой, сам маленький. Так я
говорю?
И действительно, Галактион интересовался,
главным образом, мужским обществом. И тут он умел себя поставить и просто и солидно: старикам — уважение, а
с другими на равной ноге. Всего лучше Галактион держал себя
с будущим тестем, который закрутил
с самого первого дня и мог
говорить только всего одно слово: «Выпьем!» Будущий зять оказывал старику внимание и делал такой вид, что совсем не замечает его беспросыпного пьянства.
Начальник острова
говорил мне, что когда ему однажды понадобилось узнать, сколько ежегодно прибывало из России арестантов на пароходах Добровольного флота, начиная
с 1879 г., то пришлось обращаться за сведениями в
главное тюремное управление, так как в местных канцеляриях нужных цифр не оказалось.
Я полагал прежде, что куличков-воробьев считать третьим, самым меньшим видом болотного курахтана (о котором сейчас буду
говорить), основываясь на том, что они чрезвычайно похожи на осенних курахтанов пером и статями, и также на том, что к осени кулички-воробьи почти всегда смешиваются в одну стаю
с курахтанами; но, несмотря на видимую основательность этих причин, я решительно не могу назвать куличка-воробья курахтанчиком третьего вида, потому что он не разделяет
главной особенности болотных курахтанов, то есть самец куличка-воробья не имеет весною гривы и не переменяет своего пера осенью.