— Не замедлю-с, —
повторил Тулузов и действительно не замедлил: через два же дня он лично привез объяснение частному приставу, а вместе с этим Савелий Власьев привел и приисканных им трех свидетелей, которые действительно оказались все людьми пожилыми и по платью
своему имели довольно приличный вид, но физиономии у всех были весьма странные: старейший из них, видимо, бывший чиновник, так как на груди его красовалась пряжка за тридцатипятилетнюю беспорочную службу, отличался необыкновенно загорелым, сморщенным и лупившимся лицом; происходило это, вероятно, оттого, что он целые дни стоял у Иверских ворот в ожидании клиентов, с которыми и проделывал маленькие делишки; другой, более молодой и, вероятно, очень опытный в даче всякого рода свидетельских
показаний, держал себя с некоторым апломбом; но жалчее обоих
своих товарищей был по
своей наружности отставной поручик.
В
показаниях их, однако, было много противоречий, и Иоанн послал за Басмановым, чтобы заставить его
повторить все, что он, по доносу
своему, слышал от холопей Вяземского.
Упорное настойчивое уверение в неимении никаких средств, о чем он несколько раз
повторял в
своих заявлениях и
показаниях следователю, Гиршфельд считал лучшим доказательством
своей правоты при обвинении в корыстном незаконном ведении им миллионных дел.