Неточные совпадения
Забив весло
в ил, он привязал к нему лодку, и оба поднялись вверх, карабкаясь
по выскакивающим из-под
колен и локтей камням. От обрыва тянулась чаща. Раздался стук топора, ссекающего сухой ствол; повалив дерево, Летика развел костер на обрыве. Двинулись тени и отраженное водой пламя;
в отступившем мраке высветились
трава и ветви; над костром, перевитым дымом, сверкая, дрожал воздух.
Шагах
в пятидесяти оттуда, на вязком берегу,
в густой
траве, стояли
по колени в тине два буйвола. Они, склонив головы, пристально и робко смотрели на эту толпу, не зная, что им делать. Их тут нечаянно застали: это было видно
по их позе и напряженному вниманию, с которым они сторожили минуту, чтоб уйти; а уйти было некуда: направо ли, налево ли, все надо проходить чрез толпу или идти
в речку.
Емельян голый стоял
по колена в воде у самого берега, держался одной рукой за
траву, чтобы не упасть, а другою гладил себя
по телу.
Дети начали кланяться
в землю, и молитва, по-видимому, приходила к концу. Дорушка заметила это: она тихо встала с
колен, подняла с
травы лежавший возле нее бумажный мешок с плодами, подошла к окну, положила его на подоконнике и, не замеченная никем из семьи молочной красавицы, скоро пошла из садика.
Тюлин тащится к своему шалашу
по колени в воде, лениво шлепая босыми ногами
по зеленой потопшей
траве; он весь мокрый, широкие штаны липнут к его ногам, мешая идти; сзади, на чалке, тащится за Тюлиным давешняя старая лодка, которую, согласно предсказанию знатока-перевозчика, унесло-таки течением.
Воды становилось всё меньше…
по колено…
по щиколотки… Мы всё тащили казённую лодку; но тут у нас не стало сил, и мы бросили её. На пути у нас лежала какая-то чёрная коряга. Мы перепрыгнули через неё — и оба босыми ногами попали
в какую-то колючую
траву. Это было больно и со стороны земли — негостеприимно, но мы не обращали на это внимания и побежали на огонь. Он был
в версте от нас и, весело пылая, казалось, смеялся навстречу нам.
Фатевна принимала самое деятельное участие
в этой церемонии и вместе с Цыбулей ползала на
коленях по мокрой
траве и обнюхивала каждую щель.
Владимир Сергеич побежал на крик. Он нашел Ипатова на берегу пруда; фонарь, повешенный на суку, ярко освещал седую голову старика. Он ломал руки и шатался как пьяный; возле него женщина, лежа на
траве, билась и рыдала; кругом суетились люди. Иван Ильич уже вошел
по колена в воду и щупал дно шестом; кучер раздевался, дрожа всем телом; два человека тащили вдоль берега лодку; слышался резкий топот копыт
по улице деревни… Ветер несся с визгом, как бы силясь задуть фонари, а пруд плескал и шумел, чернея грозно.
Вечерами на закате и
по ночам он любил сидеть на холме около большой дороги. Сидел, обняв
колена длинными руками, и, немотствуя, чутко слушал, как мимо него спокойно и неустанно течет широкая певучая волна жизни: стрекочут хлопотливые кузнечики, суетятся, бегают мыши-полевки, птицы летят ко гнездам, ходят тени между холмов, шепчут
травы, сладко пахнет одонцем, мелиссой и бодягой, а
в зеленовато-голубом небе разгораются звезды.
Володя пошел к шкапчику, присел на
колени и стал перебирать флаконы и коробки с лекарствами. Руки у него дрожали, а
в груди и
в животе было такое ощущение, как будто
по всем его внутренностям бегали холодные волны. От запаха эфира, карболовой кислоты и разных
трав, за которые он без всякой надобности хватался дрожащими руками и которые рассыпались от этого, ему было душно и кружилась голова.
Унтер-офицер 7-й фузелерной роты объяснил, что застал обоих обвиняемых
в таком положении: шоссейный унтер-офицер, повалив женщину на землю, давил ей
коленом грудь и хотел влить ей яд
в рот; но она, ударив рукою
по склянке, вышибла ее из рук, после чего свидетель нашел пузырек этот
в траве.
Губернская жизнь
в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что
в городе было оживленнее
по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы, и что, как и во всем, чтò происходило
в то время
в России, заметна была какая-то особенная размашистость — море
по колено, трын-трава всё
в жизни, да еще
в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Между орудиями, на высоте, стояли впереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая
в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду. Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на
коленах, кто сидя по-турецки на мокрой
траве.
Но не успел окончить, как уже лежал носом
в самой
траве, поднятый на воздух и опрокинутый чудесною силой, — это отец по-старому подбросил его
коленями. Юра обиделся, а отец с полным пренебрежением к его гневу начал щекотать его под мышками, так что поневоле пришлось рассмеяться, а потом взял, как поросенка, за ноги и понес на террасу. И мама испугалась...