Неточные совпадения
Немало
было и всяких сенаторских нахлебников, которых брали с собою сенаторы на обеды для почета, которые крали со стола и
из буфетов серебряные
кубки и после сегодняшнего почета на другой день садились на козлы править конями у какого-нибудь пана.
У Леонтия, напротив, билась в знаниях своя жизнь, хотя прошлая, но живая. Он открытыми глазами смотрел в минувшее. За строкой он видел другую строку. К древнему
кубку приделывал и пир, на котором
из него
пили, к монете — карман, в котором она лежала.
А я тебе, с своей стороны, за это тоже одно обещание дам: когда к тридцати годам я захочу «бросить
кубок об пол», то, где б ты ни
был, я таки приду еще раз переговорить с тобою… хотя бы даже
из Америки, это ты знай.
Они
из нее наливали вино в большую кружку, а староста наливал
из кружки в стаканы; перед каждым крестьянином
был стакан, но мне он принес нарядный хрустальный
кубок, причем он заметил канцлеру и префекту...
На «субботах» и «средах» бывала почти одна и та же публика. На «субботах»
пили и
ели под звуки бубна, а на «средах»
пили из «
кубка Большого орла» под звуки гимна «среды», состоявшего
из одной строчки — «Недурно пущено», на музыку «Та-ра-ра-бум-бия».
На широком балконе появлялись группы красавиц, и одна
из них держала
кубок, а молодой рыцарь (может
быть, это даже
был я) въезжал на коне по лестницам и переходам и брал этот
кубок из руки дамы…
— Греки играли в кости, но более любимая их забава
была игра коттабос; она представляла не что иное, как весы, к коромыслу которых на обоих концах
были привешены маленькие чашечки; под чашечки эти ставили маленькие металлические фигурки. Искусство в этой игре состояло в том, чтобы играющий
из кубка сумел плеснуть в одну
из чашечек так, чтобы она, опускаясь, ударилась об голову стоящей под ней фигурки, а потом плеснуть в другую чашечку, чтобы та пересилила прежнюю и ударилась сама в голову своей фигурки.
Уже много
кубков осушили гости;
пили они про государя, и про царицу, и про весь царский дом;
пили про митрополита и про все русское духовенство;
пили про Вяземского, про Серебряного и про ласкового хозяина;
пили про каждого
из гостей особенно. Когда все здоровья
были выпиты, Вяземский встал и предложил еще здоровье молодой боярыни.
Многие
из них пировали у Вяземского. Они сидели за
кубками и
пели удалые песни. Услышав звон, они вскочили и надели черные рясы поверх богатых кафтанов, а головы накрыли высокими шлыками.
— Ну, дорогие гости! — сказал он. — Этот
кубок должен всех обойти. Кто
пьет из него, — прибавил он, бросив грозный взгляд на Юрия, — тот друг наш; кто не
пьет, тот враг и супостат! За здравие светлейшего, державнейшего Сигизмунда, короля польского и царя русского! Да здравствует!
Сколько Юрий, сидевший подле пана Тишкевича, ни отказывался, но принужден бы
был пить не менее других, если б, к счастию, не мог ссылаться на пример своего соседа, который решительно отказался
пить из больших
кубков, и хотя хозяин начинал несколько раз хмуриться, но
из уважения к региментарю оставил их обоих в покое и выместил свою досаду на других.
Она
была очень длинная; потолок ее
был украшен резным деревом; по одной
из длинных стен ее стоял огромный буфет
из буйволовой кожи, с тончайшею и изящнейшею резною живописью; весь верхний ярус этого буфета
был уставлен фамильными
кубками, вазами и бокалами князей Григоровых; прямо против входа виднелся, с огромным зеркалом, каррарского мрамора […каррарский мрамор — белый мрамор, добываемый на западном склоне Апеннинских гор.] камин, а на противоположной ему стене
были расставлены на малиновой бархатной доске, идущей от пола до потолка, японские и севрские блюда; мебель
была средневековая, тяжелая, глубокая, с мягкими подушками; посредине небольшого, накрытого на несколько приборов, стола красовалось серебряное плато, изображающее, должно
быть, одного
из мифических князей Григоровых, убивающего татарина; по бокам этого плато возвышались два чуть ли не золотые канделябра с целым десятком свечей; кроме этого столовую освещали огромная люстра и несколько бра по стенам.
Вместе с золотыми, вышедшими
из моды табакерками лежали резные берестовые тавлинки; подле серебряных старинных
кубков стояли глиняные размалеванные горшки — под именем этрурских ваз; образчики всех руд, малахиты, сердолики, топазы и простые камни лежали рядом; подле чучел белого медведя и пеликана стояли чучелы обыкновенного кота и легавой собаки; за стеклом хранились челюсть слона, мамонтовые кости и лошадиное ребро, которое Ижорской называл человеческим и доказывал им справедливость мнения, что земля
была некогда населена великанами.
Стояли светлые, теплые, лунные ночи — сладкие ночи любви! На ложе
из тигровых шкур лежала обнаженная Суламифь, и царь, сидя на полу у ее ног, наполнял свой изумрудный
кубок золотистым вином
из Мареотиса, и
пил за здоровье своей возлюбленной, веселясь всем сердцем, и рассказывал он ей мудрые древние странные сказания. И рука Суламифи покоилась на его голове, гладила его волнистые черные волосы.
Также прислала прекрасная Балкис царю Соломону многоценный
кубок из резного сардоникса великолепной художественной работы. «Этот
кубок будет твоим, — повелела она сказать царю, — если ты его наполнишь влагою, взятою ни с земли, ни с неба». Соломон же, наполнив сосуд пеною, падавшей с тела утомленного коня, приказал отнести его царице.
И не видел он, как ушел со двора перепуганный Петр, чтобы не показываться более. И с этого вечера до самой смерти Иисуса не видел Иуда вблизи его ни одного
из учеников, и среди всей этой толпы
были только они двое, неразлучные до самой смерти, дико связанные общностью страданий, — тот, кого предали на поругание и муки, и тот, кто его предал.
Из одного
кубка страданий, как братья,
пили они оба, преданный и предатель, и огненная влага одинаково опаляла чистые и нечистые уста.
Именно, как ребенок, с его неисчерпанною полнотою восприятия впечатлений жизни, Гомер жадно наслаждается всем, что вокруг, все для него прекрасно — и стол, и
кубок, и богиням подобная рабыня Гекамеда, и какая-то гадость
из лука, меда и ячной муки, наверно, не более вкусная, чем те маковки и рожки, которые мы с таким непонятным наслаждением
поедали в детстве.
После каждого блюда, заедаемого по обыкновению лавашами и чади [Чади — густая каша кусками вместо хлеба.] или солоноварным вкусным квели, деда поднимался с места и с полной чашей в руке восхвалял того или другого гостя. Вина как верующий магометанин он не
пил, и каждый раз передавал свой
кубок кому-либо
из почетнейших гостей.
Зачался «почестный пир», зазвенели
кубки и братины. Под различными яствами буквально ломился стол.
Кубки осушались за
кубками:
пили про государя и про царицу, про весь царский дом,
пили про митрополита и про все русское духовенство,
пили про каждого
из гостей особенно, про ласкового хозяина и, заочно, про пригожую молодую хозяйку.
Богатство и роскошь бояр составляли еще божницы, в которых находились иконы в богатых серебряных и золоточеканных окладах; драгоценная посуда серебряная и золотая,
кубки, ковши, братины, блюда, тарелки, и проч., нарядная одежда
из шелка и парчи, с узорчатыми нашивками
из золота и драгоценных камней, и наконец, множество слуг и холопов, обельных, закабаленных и закупных [То
есть крепостных вечных, временных и нанятых.].
Но богу молитву тогда я принес,
И он мне спасителем
был:
Торчащий
из мглы я увидел утес
И крепко его обхватил;
Висел там и
кубок на ветви коралла:
В бездонное влага его не умчала.
Поднос,
кубок и жбан
были переданы Домашей другим сенным девушкам и ими поставлен на один
из столов горницы. Ксения Яковлевна села на лавку.
Последний гость
выпил «встречный
кубок», и княжна, три раза низко поклонившись гостям, плавно вышла
из комнаты в сопровождении своих прислужниц.
А между тем он, князь Прозоровский, этих новых кровожадных, разгульных людей, во главе с самым лютым
из них Малютой, должен сегодня принимать под своим кровом, сидеть с ними за одним столом!.. Его дочь, эта непорочная, чистая девочка, должна
будет выйти к ним со «встречным
кубком».
Одному
из вельмож, любившему
выпить, государыня подарила большой
кубок, а другому старичку, взявшему к себе на содержание танцовщицу, послала попугая, который то и дело говорил «Стыдно старику дурачиться».