Эти слова Ромашов сказал совсем шепотом, но оба
офицера вздрогнули от них и долго не могли отвести глаз друг от друга. В эти несколько секунд между ними точно раздвинулись все преграды человеческой хитрости, притворства и непроницаемости, и они свободно читали в душах друг у друга. Они сразу поняли сотню вещей, которые до сих пор таили про себя, и весь их сегодняшний разговор принял вдруг какой-то особый, глубокий, точно трагический смысл.
— Нет, погоди! — И от легкого прикосновения пальцев
офицер вздрогнул. — Вообрази, что и там, в городе, и везде, куда бы я ни пошел, меня подстерегают. Иду я, идет какой-то человек и меня подстерегает. Или сажусь я в коляску, а мимо проходит человек и кланяется — он меня подстерегает.
Неточные совпадения
Офицер опять захохотал, а Раскольников
вздрогнул. Как это было странно!
Именно в эту минуту явился Тагильский. Войдя в открытую дверь, он захлопнул ее за собою с такой силой, что тонкие стенки барака за спиною Самгина
вздрогнули, в рамах заныли, задребезжали стекла, но дверь с такой же силой распахнулась, и вслед за Тагильским вошел высокий рыжий
офицер со стеком в правой руке.
Сабля
офицера не испугала его, но эти два лица заставили
вздрогнуть.
— «Папа, говорит, я разбогатею, я в
офицеры пойду и всех разобью, меня царь наградит, я приеду, и тогда никто не посмеет…» Потом помолчал да и говорит — губенки-то у него всё по-прежнему
вздрагивают: «Папа, говорит, какой это нехороший город наш, папа!» — «Да, говорю, Илюшечка, не очень-таки хорош наш город».
…Грустно сидели мы вечером того дня, в который я был в III Отделении, за небольшим столом — малютка играл на нем своими игрушками, мы говорили мало; вдруг кто-то так рванул звонок, что мы поневоле
вздрогнули. Матвей бросился отворять дверь, и через секунду влетел в комнату жандармский
офицер, гремя саблей, гремя шпорами, и начал отборными словами извиняться перед моей женой: «Он не мог думать, не подозревал, не предполагал, что дама, что дети, чрезвычайно неприятно…»
Ей хотелось обнять его, заплакать, но рядом стоял
офицер и, прищурив глаза, смотрел на нее. Губы у него
вздрагивали, усы шевелились — Власовой казалось, что этот человек ждет ее слез, жалоб и просьб. Собрав все силы, стараясь говорить меньше, она сжала руку сына и, задерживая дыхание, медленно, тихо сказала...
И думала о том, как расскажет сыну свой первый опыт, а перед нею все стояло желтое лицо
офицера, недоумевающее и злое. На нем растерянно шевелились черные усы и из-под верхней, раздраженно вздернутой губы блестела белая кость крепко сжатых зубов. В груди ее птицею пела радость, брови лукаво
вздрагивали, и она, ловко делая свое дело, приговаривала про себя...
Все кружилось, качалось,
вздрагивало. В воздухе стоял густой тревожный шум, подобный матовому шуму телеграфных проволок.
Офицер отскочил, раздраженно визжа...
Мать встала рядом с Павлом у стены, сложила руки на груди, как это сделал он, и тоже смотрела на
офицера. У нее
вздрагивало под коленями и глаза застилал сухой туман.
Она
вздрогнула.
Офицер взглянул на меня с улыбкой удивления. Я уже твердо владел собой и ждал ответа с совершенной уверенностью. Лицо девушки слегка покраснело, она двинула вверх нижней губой, как будто полумаска мешала ей видеть, и рассмеялась, но неохотно.
Вдруг по коридору пронеслись громкие удары… Его благородие
вздрогнул, тюремная крыса уронила карандаш и тетрадку,
офицер как-то нервно обернулся в ту сторону. Вся «поверка» точно застыла.
— О, что мы испытали, что мы испытали! — повторял он и при одном воспоминании как-то весь
вздрагивал и озирался вокруг, словно бы желая удостовериться, что он сидит в кают-компании, окруженный внимательными участливыми слушателями, и перед ним стакан красного вина, только что вновь наполненный кем-то из
офицеров.
Тем временем, Игорь, отведенный неприятельским солдатом к какому-то полуразрушенному забору, одиноко торчавшему остатками своих столбов,
вздрогнул при виде целившего в него
офицера.
В глазах молодого
офицера он прочел такое злобное торжество, что невольно
вздрогнул.
Каждый раз, как полковой командир
вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь-в-точь так же,
вздрагивал и нагибался вперед гусарский
офицер.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском
офицере,
вздрогнул, подошел вперед и отвечал...