Неточные совпадения
Но политика их есть сплошное применение абсолютного к
относительному, абсолютизация
относительных и материальных вещей этого
мира, пользование отвлеченными категориями для конкретной действительности.
Было уже сказано об
относительной правде дуализма в условиях нашего
мира.
Люди нового времени не только поняли, но и прочувствовали, что абсолютного в
мире ничего нет, а все имеет только
относительное значение.
Человек, как живая икона Божества, и есть этот бого-мир, абсолютно-относительное.
Иначе говоря, мировое бытие внебожественно, пребывает в области
относительного, и именно эта внебожественность или относительность и делает
мир миром, противополагая его Божеству.
Между же первым и вторым пришествием лежит промежуточное время некоторого, хотя и
относительного, удаления Христа от
мира.
Творение
мира, или возникновение
относительного, ни в каком смысле не является причинно-принудительным или необходимым для Абсолютного, как момент его жизни.
Мир ни в каком смысле не есть Бог, ибо есть тварно-относительное бытие: между ним и Богом лежит творческое fiat [Да будет (лат.).
И, однако, в то же время нельзя сказать, что Бог есть причина
мира, ибо это значило бы превратить абсолютное в
относительное, поставив трансцендентное в имманентно-непрерывный ряд причин и следствий, истолковать отношения между Богом и
миром в смысле причинной, механической зависимости, в силу которой каждое последующее с необходимостью вытекает из предыдущего.
Господь Иисус есть Бог, Второе Лицо Пресвятой Троицы, в Нем «обитает вся полнота Божества телесно» [Кол. 2:9.]; как Бог, в абсолютности Своей Он совершенно трансцендентен
миру, премирен, но вместе с тем Он есть совершенный Человек, обладающий всей полнотой тварного, мирового бытия, воистину мирочеловек, — само
относительное, причем божество и человечество, таинственным и для ума непостижимым образом, соединены в Нем нераздельно и неслиянно [Это и делает понятной, насколько можно здесь говорить о понятности, всю чудовищную для разума, прямо смеющуюся над рассудочным мышлением парадоксию церковного песнопения: «Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог, в рай же с разбойником и на престоле сущий со Отцем и Духом, вся исполняя неописанный» (Пасхальные часы).].
Такую
относительную трансцендентность разных ступеней бытия при самотворении бога и
мира в Ничто неизбежно приходится допустить и крайнему имманентисту или эволюционному монисту.
Должны существовать идеи не только настоящих вещей, но и прошедших, даже идеи отрицания,
относительного, гибнущего, смерти, уничтожения и под Сила этого аргумента заключается в прямом отожествлении понятий, возникающих в
мире явлений и по поводу их, с самыми идеями, но это прямолинейное отожествление отнюдь не вытекает из платоновского учения, ибо
мир идей, хотя и имманентен
миру явлений, как его основа, но вместе с тем и принципиально от него отличается Идеи в нем погружены в становление и небытие, терпят многочисленные преломления и отражения, собственно и составляющие область
относительного.
Между Абсолютным и
относительным пролегает грань творческого да будет, и поэтому
мир не представляет собой пассивного истечения эманации Абсолютного, как бы пены на переполненной чаше, но есть творчески, инициативно направленная и осуществленная эманация [Иногда различие между творением и эманацией пытаются связывать с противоположностью свободы и необходимости в Боге.
И наоборот, если принять, что Абсолютное, полагая в себе
относительное, или бытие, становится «Отцом всяческих», то и ничто, не-сущая основа творения, становится Матернею, меоном, содержащим в себе все, потенциальным всеединством
мира.
Но в идее творения
мир полагается вместе с тем и вне Абсолютного, как самобытное
относительное.
Учение о происхождении
мира вследствие эманации Абсолютного, религиозный монизм, жертвует множественным или
относительным в пользу Абсолютного, требует самоубийства
относительного.
Основное догматическое определение это содержит в себе вместе с тем и указания на совершенное единение во Христе абсолютного и
относительного, божественного и тварного, «всей полноты Божества» и тварности, Бога и
мира.
Однако этот диалектически-мистический фокус, снимая антиномию, уничтожает вместе с тем ту самую проблему, которую хочет решать, ибо для диалектического монизма не существует ни Бога, ни
мира, ни Абсолютного, ни
относительного в их противопоставлении.
Это возникновение не может мыслиться по категории причинной связи,
мир не есть следствие, а Бог не есть его причина, и это не только потому, что Бог понятый как первопричина уже включается в причинную цепь, в область
относительного, но и потому, что causa aequat effectum [Причина равна действию (лат.).], причина объясняет следствие, лишь находясь с ним в той же плоскости, при творении же мы имеем, μετάβασις εις άλλο γένος, скачок от Абсолютного к
относительному, и причинное объяснение здесь не пользует нимало.
Божественные энергии, действующие в
мире, принадлежат вечности Абсолютного, а то, что принадлежит самому
миру в его процессе, существует лишь в
относительном:
мир покоится в лоне Божием, как дитя в утробе матери.
Акт творения, изводящий
мир в бытие, полагающий его внебожественным, в то же время отнюдь не выводит его из божественного лона. Абсолютное полагает в себе
относительное бытие или тварь, ничего не теряя в своей абсолютности, но, однако, оставляя
относительное в его относительности. Философское описание интуиции тварности приводит к новой, дальнейшей антиномии: внебожественное в Божестве,
относительное в Абсолютном.
Творение
мира Богом, самораздвоение Абсолютного, есть жертва Абсолютного ради
относительного, которое становится для него «другим» (θάτερον), творческая жертва любви.
Таким образом, хотя имманентное: «
мир» или «я», макрокосм и микрокосм, внутри себя также имеет ступени
относительной трансцендентности, заданности, но еще не данности, — тем не менее оно противоположно трансцендентному, как таковому.
Такая характеристика совершенно не соответствовала бы идее творения, согласно которой бытие
мира или
относительного логически совсем не вытекает и не может быть выведено из Абсолютного, как причинно необходимое его последствие...
Бог творит
мир, — в Абсолютном сверхъединстве непостижимым образом возникает
относительное и множественное, космическое εν και παν.
Тем самым вносится двойственность в единстве неразличимости, и в нем воцаряется coincidentia oppositorum: в Абсолютном появляется различение Бога и
мира, оно становится соотносительно самому себе как
относительному, ибо Бог соотносителен
миру, Deus est vox relativa [Бог есть понятие соотносительное (лат.).] [Цит. Schelling. Darstellung des philophischen Empirismus, Ausgew. Werke, Bd.
Только шесть месяцев после заключения
мира было
относительное спокойствие в завоеванном крае…
Евангелие открывает абсолютную жизнь Царства Божьего, и в нем все оказывается непохожим на
относительную жизнь
мира.
С абсолютной, нормативной точки зрения война есть зло, но с
относительной точки зрения она может быть злом наименьшим и даже благом вследствие того, что абсолютные нравственные начала действуют в темной и греховной среде
мира.
Искание авторитета есть искание критерия, который стоял бы над
относительным и изменчивым множественным человеческим
миром, который был бы сверхчеловеческим.
Христианство не допускает абсолютного, безнадежного пессимизма, но
относительный пессимизм, пессимизм в отношении к этому
миру христианству свойствен.
Во всех попытках, как церковных, так и внецерковных, по-евангельски, новозаветно оправдать, осмыслить все в жизни, обосновать все ценности жизни чувствуется какая-то натяжка, какое-то насилие над Евангелием, какое-то произвольное внесение в Евангелие ценностей иного
мира [Необходимость освободить абсолютность евангельского духа от
относительных ценностей
мира в последнее время прекрасно сознают М. М. Тареев в своих «Основах христианства» и кн. Е. Трубецкой в интересном труде «Миросозерцание Вл. С. Соловьева».