Далеко оно было от него, и трудно старику достичь берега, но он решился, и однажды, тихим вечером, пополз с горы, как раздавленная ящерица по
острым камням, и когда достиг волн — они встретили его знакомым говором, более ласковым, чем голоса людей, звонким плеском о мертвые камни земли; тогда — как после догадывались люди — встал на колени старик, посмотрел в небо и в даль, помолился немного и молча за всех людей, одинаково чужих ему, снял с костей своих лохмотья, положил на камни эту старую шкуру свою — и все-таки чужую, — вошел в воду, встряхивая седой головой, лег на спину и, глядя в небо, — поплыл в даль, где темно-синяя завеса небес касается краем своим черного бархата морских волн, а звезды так близки морю, что, кажется, их можно достать рукой.
Неточные совпадения
Он усмехался, слушая наивные восторги, и опасливо смотрел через очки вниз. Спуск был извилист, крут, спускались на тормозах, колеса отвратительно скрежетали по щебню. Иногда серая лента дороги изгибалась почти под прямым углом; чернобородый кучер туго натягивал вожжи, экипаж наклонялся в сторону обрыва, усеянного
острыми зубами каких-то необыкновенных
камней. Это нервировало, и Самгин несколько раз пожалел о том, что сегодня Варвара разговорчива.
За иконой медленно двигались тяжеловесные, золотые и безногие фигуры попов, впереди их — седобородый, большой архиерей, на голове его — золотой пузырь, богато украшенный
острыми лучиками самоцветных
камней, в руке — длинный посох, тоже золотой.
Они донесли своему начальству, что приехали люди «с тоненьким и
острым хвостом, что они бросают гром, едят
камни, пьют огонь, который выходит дымом из носа, а носы у них, — прибавили они, — предлинные».
Выпивши, Степан Владимирыч принимается за колбасу, которая оказывается твердою, как
камень, соленою, как сама соль, и облеченною в такой прочный пузырь, что нужно прибегнуть к
острому концу ножа, чтобы проткнуть его.
Но тотчас же он услышал свист брошенного сзади
камня и почувствовал
острую боль удара немного выше правого виска. На руке, которую он поднес к ушибленному месту, оказалась теплая, липкая кровь.
К
острому концу верши привязывается
камень для погружения ее в воду.
А по праздникам, рано, когда солнце едва поднималось из-за гор над Сорренто, а небо было розовое, точно соткано из цветов абрикоса, — Туба, лохматый, как овчарка, катился под гору, с удочками на плече, прыгая с
камня на
камень, точно ком упругих мускулов совсем без костей, — бежал к морю, улыбаясь ему широким, рыжим от веснушек лицом, а встречу, в свежем воздухе утра, заглушая сладкое дыхание проснувшихся цветов, плыл
острый аромат, тихий говор волн, — они цеплялись о
камни там, внизу, и манили к себе, точно девушки, — волны…
А когда море спокойно, как зеркало, и в
камнях нет белого кружева прибоя, Пепе, сидя где-нибудь на
камне, смотрит
острыми глазами в прозрачную воду: там, среди рыжеватых водорослей, плавно ходят рыбы, быстро мелькают креветки, боком ползет краб. И в тишине, над голубою водой, тихонько течет звонкий задумчивый голос мальчика...
Точно птицы в воздухе, плавают в этой светлой ласковой воде усатые креветки, ползают по
камню раки-отшельники, таская за собой свой узорный дом-раковину; тихо двигаются алые, точно кровь, звезды, безмолвно качаются колокола лиловых медуз, иногда из-под
камня высунется злая голова мурены с
острыми зубами, изовьется пестрое змеиное тело, всё в красивых пятнах, — она точно ведьма в сказке, но еще страшней и безобразнее ее; вдруг распластается в воде, точно грязная тряпка, серый осьминог и стремительно бросится куда-то хищной птицей; а вот, не торопясь, двигается лангуст, шевеля длиннейшими, как бамбуковые удилища, усами, и еще множество разных чудес живет в прозрачной воде, под небом, таким же ясным, но более пустынным, чем море.
Смотрел он также, как кустами,
Иль синей степью, по горам,
Сайгаки, с быстрыми ногами,
По
камням острым, по кремням,
Летят, стремнины презирая…
Иль как олень и лань младая,
Услыша пенье птиц в кустах,
Со скал не шевелясь внимают —
И вдруг внезапно исчезают,
Взвивая вверх песок и прах.
Длинный, костлявый, немного сутулый, он медленно шагал по
камням и, поводя своим горбатым, хищным носом, кидал вокруг себя
острые взгляды, поблескивая холодными серыми глазами и высматривая кого-то среди грузчиков.
И подал нож мне. Нож кривой и
острый, по стали золотом узор положен, рукоять серебряная, и красный
камень врезан в неё.
И впереди его, и сзади, и со всех сторон поднимались стены оврага,
острой линией обрезая края синего неба, и всюду, впиваясь в землю, высились огромные серые
камни — словно прошел здесь когда-то каменный дождь и в бесконечной думе застыли его тяжелые капли.
У подножья обрывов берег завален глыбами
камней с
острыми краями: всюду валяется бурелом, заросший осокой и колючими кустами шиповника; между
камнями во множестве валяются обломки раковин, которыми легко поранить ноги.
У подножья непропуска на дне были такие же большие
камни и с такими же
острыми ребрами, такие же щели и провалы, как и на берегу.
Вода сгладила
острые грани
камней и придала им разные причудливые очертания, давшие столь богатый материал фантазии туземцев.
Впереди в темноте виднелись два больших
камня, как бы положенных один на другой, дальше —
острый кекур, а за ним — плоский берег.
По тому, как равнодушно уперся он лицом в
острый и горячий
камень, по белизне ладони опрокинутой руки видно, что он мертв, но спина его красна, точно у живого, и только легкий желтоватый налет, как в копченом мясе, говорит о смерти.
В трех верстах от города Нарвы, близ местечка Кулы, река Нарова образует водопад, и светлые ее воды с шумом низвергаются с высоты четырнадцати футов по
острым, как бы отточенным
камням, разбиваясь об них в мельчайшие брызги, далеко по сторонам рассыпая водную пыль и разнося однообразно гудящие звуки.
На задней его части, выдавшейся
острым утесом в глубокий овраг, огибавший стену, из которой
камни от действия времени часто открывались и падали в глубину, находилось отверстие, из которого дружинники приметили вышедшего человека, окутанного с ног до головы широким плащом, несшего что-то под мышкою; за ним вскоре вышли еще несколько человек, которые вместе с первым прокрались, как тати, вдоль стены.
В трех верстах от города Нарвы, близ местечка Кулы, река Нарова образует водопад, и светлые ее воды с шумом низвергаются с высоты 14 футов по
острым, как бы отточенным,
камням, разбиваясь об них в мельчайшие брызги, далеко по сторонам рассыпая водную пыль и разнося однообразно гудящие звуки.
На задней его части, выдававшейся
острым утесом в глубокий овраг, огибавший стену, из которой
камни от действия времени часто отрывались и падали в глубину, находилось отверстие, из которого дружинники приметили вышедшего человека, окутанного с ног до головы широким плащом, несшего что-то под мышкой; за ним вскоре вышли еще несколько человек, которые вместе с первым прокрались, как тати, вдоль стены.
Вдруг зашумело что-то вверху; поднял голову Яков Потапович и видит — коршун громадный из поднебесья круги задает и прямо на княжну Евпраксию спускается. Выступил вперед Яков Потапович, заслонил собою дорогую спутницу и ждет врага, прямо на него глядючи. Как
камень падает коршун сверху к нему на грудь, клювом ударяет в самое сердце, да не успел глубоко
острого клюва запустить, как схватил его добрый молодец за самую шею и сжал, что есть силы, правой рукой.