Неточные совпадения
Так он и не додумался до причины; язык и губы мгновенно замерли на полуслове и
остались, как были, полуоткрыты. Вместо слова послышался еще вздох, и вслед за тем начало раздаваться
ровное храпенье безмятежно спящего человека.
Из обруселых рижских немок по происхождению, Агриппина Филипьевна обладала счастливым
ровным характером: кажется, это было единственное наследство, полученное ею под родительской кровлей, где
оставались еще шесть сестриц и один братец.
Потому ли, что земля переместилась в плоскости эклиптики по отношению к солнцу, или потому, что мы все более и более удалялись от моря (вероятно, имело место и то и другое), но только заметно день удлинялся и климат сделался
ровнее. Сильные ветры
остались позади. Барометр медленно поднимался, приближаясь к 760. Утром температура стояла низкая (–30°С), днем немного повышалась, но к вечеру опять падала до — 25°С.
В этот вечер она решилась
остаться у постели ребенка подольше, чтобы разъяснить себе странную загадку. Она сидела на стуле, рядом с его кроваткой, машинально перебирая петли вязанья и прислушиваясь к
ровному дыханию своего Петруся. Казалось, он совсем уже заснул, как вдруг в темноте послышался его тихий голос...
Звон серпов смолк, но мальчик знает, что жнецы там, на горе, что они
остались, но они не слышны, потому что они высоко, так же высоко, как сосны, шум которых он слышал, стоя под утесом. А внизу, над рекой, раздается частый
ровный топот конских копыт… Их много, от них стоит неясный гул там, в темноте, под горой. Это «идут козаки».
Копинка взялся управлять парусом, я сел на его место за весла, а Намука
остался на руле. С парусом наша лодка пошла быстрее: Ветер дул
ровный, но он заметно усиливался. Море изменило свой лик до неузнаваемости. Полчаса назад оно было совершенно спокойно-гладкое, а теперь взбунтовалось и шумно выражало свой гнев.
Луша тихо засмеялась теми же детскими нотками, как смеялся отец;
ровные белые зубы и ямочки на щеках придавали смеху Луши какую-то наивную прелесть, хотя карие глаза
оставались серьезными и в них светилось что-то жесткое и недоверчивое.
Ко всем одинаково внимательный, со всеми ласковый и
ровный, всегда спокойно одинокий, он для всех
оставался таким же, как и прежде, живущим тайною жизнью внутри себя и где-то впереди людей.
Утром ветер утих, но
оставался попутным, при ясном небе; «Нырок» делал одиннадцать узлов [Узел — здесь: мера скорости судна (миля в час).] в час на
ровной килевой качке. Я встал с тихой душой и, умываясь на палубе из ведра, чувствовал запах моря. Высунувшись из кормового люка, Тоббоган махнул рукой, крикнув...
Он согласился со мной, и мы вместе
остались у перил террасы. Я оперлась рукою на склизкую, мокрую перекладину и выставила голову. Свежий дождик неровно кропил мне волосы и шею. Тучка, светлея и редея, проливалась над нами;
ровный звук дождя заменился редкими каплями, падавшими сверху и с листьев. Опять внизу затрещали лягушки, опять встрепенулись соловьи и из мокрых кустов стали отзываться то с той, то с другой стороны. Все просветлело перед нами.
Даже позади чуть ли не было более опасности, потому что за нами
осталась река, на которой было под городом несколько прорубей, и мы при метели легко могли их не разглядеть и попасть под лед, а впереди до самой нашей деревеньки шла
ровная степь и только на одной седьмой версте — Селиванов лес, который в метель не увеличивал опасности, потому что в лесу должно быть даже тише.
Потом эти глыбы рушились и катились вниз, а вместо них
оставалось что-то
ровное, зыбкое, зловеще спокойное: имени ему не было, но оно одинаково походило и на гладкую поверхность озера, и на тонкую проволоку, которая, бесконечно вытягиваясь, жужжит однообразно, утомительно и сонно.
Помощник он старательный и толковый, и характер у него самый удобный для компании: светлый,
ровный, бесхитростный и ласковый, только в нем много еще
осталось чего-то детского, что сказывается в некоторой наивной торопливости и восторженности.
— Отчаливай, давай! — командовал Сережка, сходя с баркаса. — Поезжайте… я
останусь здесь. Смотри — завози шире, не путай! Да клади
ровнее, — петель не навяжите!..
Но вместо того чтобы любоваться на подобные подвиги, г. Голядкин возмущается против них всею долею того забитого, загнанного сознания, какая ему
осталась после
ровного и тихого гнета жизни, столько лет непрерывно покоившегося на нем.
Тотчас за больницей город кончался и начиналось поле, и Сазонка побред в поле.
Ровное, не нарушаемое ни деревом, ни строением, оно привольно раскидывалось вширь, и самый ветерок казался его свободным и теплым дыханием. Сазонка сперва шел по просохшей дороге, потом свернул влево и прямиком по пару и прошлогоднему жнитву направился к реке. Местами земля была еще сыровата, и там после его прохода
оставались следы его ног с темными углублениями каблуков.
— Позвольте, прошу вас,
остаться на минуту, — сказала она голосом
ровным и спокойным, не напускным спокойствием Кишенского, а спокойствием натуры сильной, страстной и самообладающей.
Лес
остался назади. Митрыч и Шеметов стали напевать «Отречемся от старого мира!»… [Начало русской революционной песни на мотив французской «Марсельезы». Слова П. Л. Лаврова.] Пошли
ровным шагом, в ногу. Так идти оказалось легче. От ходьбы постепенно размялись, опять раздались шутки, смех.
Лес, слава богу, кончился, и теперь до самого Вязовья будет
ровное поле. И
осталось уже немного: переехать реку, потом железнодорожную линию, а там и Вязовье.
Он сидел в своем кресле перед столом, заваленным книгами, и не исчез, как тогда, но
остался. Сквозь опущенные драпри в комнату пробивался красноватый свет, но ничего не освещал, и он был едва виден. Я сел в стороне от него на диване и начал ждать. В комнате было тихо, а оттуда приносился
ровный гул, трещание чего-то падающего и отдельные крики. И они приближались. И багровый свет становился все сильнее, и я уже видел в кресле его: черный, чугунный профиль, очерченный узкой красною полосой.
— Как, разве вы нанялись говорить за него?.. В таком случае, я
останусь глух и подожду, что скажет мне благородный господин мой, — твердым,
ровным голосом отвечал Гритлих.
Но вот коляска въехала на
ровное поле, и всё это
осталось внизу и позади; Александр Иваныч спрыгнул и, грустно улыбнувшись, взглянув на меня в последний раз своими детскими глазами, стал спускаться вниз и исчез для меня навсегда…
Несколько дней это пожарище продолжало привлекать любопытных, делавшихся все смелее. Окончилось тем, что через неделю печь и труба оказались разобранными и разнесенными по кирпичу соседями для своих хозяйственных надобностей. Выпавший вскоре обильный снег покрыл весь пустырь
ровною, белою пеленою. Желание Григория Семеновича, таким образом, исполнилось: от «проклятого логовища», действительно, не
осталось и следа.