Неточные совпадения
Мы условились, что в начале лета, когда я пойду в
новую экспедицию, пришлю за ним
казака или приеду сам.
Чем дальше, тем интереснее становилась долина. С каждым поворотом открывались все
новые и
новые виды. Художники нашли бы здесь неистощимый материал для своих этюдов. Некоторые виды были так красивы, что даже
казаки не могли оторвать от них глаз и смотрели как зачарованные.
Я прислушался. Со стороны, противоположной той, куда ушли
казаки, издали доносились странные звуки. Точно кто-нибудь рубил там дерево. Потом все стихло. Прошло 10 минут, и опять
новый звук пронесся в воздухе. Точно кто-то лязгал железом, но только очень далеко. Вдруг сильный шум прокатился по всему лесу. Должно быть, упало дерево.
Так они и в Тулу прикатили, — тоже пролетели сначала сто скачков дальше Московской заставы, а потом
казак сдействовал над ямщиком нагайкою в обратную сторону, и стали у крыльца
новых коней запрягать. Платов же из коляски не вышел, а только велел свистовому как можно скорее привести к себе мастеровых, которым блоху оставил.
По улице во весь дух проскакал губернаторский ординарец-казак и остановился у церкви; всем встречающимся по дороге верховой кричал: «Ступайте назад в церковь присягать
новому императору!» Народ, шедший врассыпную, приостановился, собрался в кучки, пошел назад и, беспрестанно усиливаясь встречными людьми, уже густою толпою воротился в церковь.
Первоначально при этом проскакал с своим
казаком полицеймейстер доложить губернатору, что
новый вице-губернатор едет представляться.
Оказалось, что десяток конных
казаков разгонял налезавших сзади, прекращая доступ
новым, прибывавшим с этой стороны.
— Великий государь! — сказал он, приблизившись к ступеням престола, — казацкий твой атаман Ермак Тимофеев, вместе со всеми твоими опальными волжскими
казаками, осужденными твоею царскою милостью на смерть, старались заслужить свои вины и бьют тебе челом
новым царством. Прибавь, великий государь, к завоеванным тобою царствам Казанскому и Астраханскому еще и это Сибирское, доколе всевышний благоволит стоять миру!
Жизнь обитателей передовых крепостей на чеченской линии шла по-старому. Были с тех пор две тревоги, на которые выбегали роты и скакали
казаки и милиционеры, но оба раза горцев не могли остановить. Они уходили и один раз в Воздвиженской угнали восемь лошадей казачьих с водопоя и убили
казака. Набегов со времени последнего, когда был разорен аул, не было. Только ожидалась большая экспедиция в Большую Чечню вследствие назначения
нового начальника левого фланга, князя Барятинского.
Живя набегами, окруженные неприязненными племенами,
казаки чувствовали необходимость в сильном покровительстве и в царствование Михаила Федоровича послали от себя в Москву просить государя, чтоб он принял их под свою высокую руку. Поселение
казаков на бесхозяйном Яике могло казаться завоеванием, коего важность была очевидна. Царь обласкал
новых подданных и пожаловал им грамоту на реку Яик, отдав им ее от вершины до устья и дозволя им набираться на житье вольными людьми.
Сохранилось поэтическое предание:
казаки, страстные к холостой жизни, положили между собой убивать приживаемых детей, а жен бросать при выступлении в
новый поход.
6 ноября Пугачев с яицкими
казаками перешел из своего
нового лагеря в самую слободу.
Сотник, из
новых казачьих офицеров, поздоровался с
казаками; но ему не крикнул никто в ответ, как армейские: «здравия желаем, ваше благородие», и только кое-кто ответил простым поклоном.
— Ларжан, — сказал он глубокомысленно, предупреждая барина о значении визита хорунжего. Вслед затем сам хорунжий в
новой черкеске, с офицерскими погонами на плечах, в чищеных сапогах, — редкость у
казаков, — с улыбкой на лице, раскачиваясь, вошел в комнату и поздравил с приездом.
— И, игнорируя Григорьева,
Казаков обратился ко мне, как к человеку
новому, и продолжал рассказывать давно известное другим собеседникам: — Играл я дон Педро; тогда еще я крепостным был.
Когда
казак вышел из избы, проезжий скинул с себя сюртук и остался в коротком зеленом спензере с золотыми погончиками и с черным воротником; потом, вынув из бокового кармана рожок с порохом, пару небольших пистолетов, осмотрел со вниманием их затравки и подсыпал на полки
нового пороха. Помолчав несколько времени, он спросил хозяйку, нет ли у них в деревне французов.
Тогда же я написал и напечатал в «Вестнике Европы» стихи «Уральский
казак» (истинное происшествие) — слабое и бледное подражание «Черной шали» Пушкина, и «Элегию в
новом вкусе» — протест против туманно-мечтательных стихотворений, порожденных подражанием Жуковскому, и, наконец, «Послание к кн.
Где ж Измаил? — безвестными горами
Блуждает он, дерется с
казаками,
И, заманив полки их за собой,
Пустыню усыпает их костями,
И манит
новых по дороге той.
И когда он был уже убит и давно похоронен и
новый губернатор, молодой, вежливый, окруженный
казаками, быстро и весело носился по городу в коляске, — многие вспоминали этот двухнедельный странный призрак, рожденный старым законом: седого человека в генеральском пальто, шагающего прямо по грязи, его закинутую голову и незрячий взор — и красную шелковую подкладку, остро блистающую в молчаливых лужах.
Прошло более двух недель со дня моего приключения в горах. Кости Смелого были, должно-быть, давно растащены стараниями голодных волков и чекалок;
новый друг сменил в моем сердце погибшего коня. Алмаз сразу стал для меня незаменимым. Я гордилась им и лелеяла его. Конь был красив на диво и неспокоен, как настоящий дикарь. Я исподволь приучала его повиноваться мне и, странное дело, маленькой руке подростка Алмаз подчинялся охотнее, нежели сильным заскорузлым рукам наших
казаков.
— У старых работников это еще ничего, — школа есть, — сказал он. — А вот у
новых, недавних, — черт их знает, на чем душу свою будут строить. Мы воспитание получали в тюрьмах, на каторге, под нагайками
казаков. А теперешние? В реквизированных особняках, в автомобилях, в бесконтрольной власти над людьми…
— Как? Вполне ясно, в войне наступает перелом. До сих пор мы всё отступали, теперь удержались на месте. В следующий бой разобьем япошек. А их только раз разбить, — тогда так и побегут до самого моря. Главная работа будет уж
казакам… Войск у них больше нет, а к нам подходят все
новые… Наступает зима, а японцы привыкли к жаркому климату. Вот увидите, как они у нас тут зимою запищат!
Местный гарнизон вместе с народом демонстрировал на улицах с красными флагами; по городу, в сопровождении двух
казаков, разъезжал
новый революционный губернатор, прапорщик Козьмин; шли выборы в городскую думу на основе четырехчленной формулы.
Но с течением времени, по мере ослабления татар, казачество распространялось по всем южным окраинам, в особенности же на низовьях Днепра.
Новые пришельцы, с характером еще не установившимся, кочевали, уходили подальше в степь и не признавали над собой никакого правительства. Эти вольные или степные
казаки были народ опасный, отчаянный, грабивший все, что ни попадалось под руку. Они одинаково охотно дрались и с татарами, и со своим братом — городским
казаком.
Не было также ни слуху ни духу о московском воеводе и стрельцах. Ермак, считая последним поражением татар власть России в
новом царстве совершенно укрепленною, решился, взяв с собою всего десять
казаков и поручив город старейшим из своих сподвижников, поехать в запермский край за своей молодой женой.
— «Мы, бедные и опальные
казаки, угрызаемые совестью, шли на смерть и присоединили знаменитую державу к России во имя Христа и великого государя навеки веков, доколе Всевышний благословит стоять миру. Ждем твоего указа, Великий Государь и воевод твоих, сдадим им царство Сибирское без всяких условий, готовые умереть или в
новых подвигах чести, или на плахе, как будет угодно тебе, великий государь, и Богу».
Здесь нагнало его
новое известие, что в тот же день рота на подводах и
казаки выступили из Шклова, напали уже на следы шайки и быстро по этим следам двигаются на Друцк.
В устье реки Туры, у конца Долгого Яра (ныне Худяково)
казаки встретили
новое скопище врагов. Не решаясь двинуться далее, они пристали к острову выше Яра.
Во-первых, в Сибири открылась жестокая цинга, болезнь обыкновенная для
новых пришельцев в климатах сырых, холодных в местах еще диких, мало населенных. Занемогли стрельцы, от них и
казаки, многие лишились силы, многие и жизни.
Петух на коньке продолжал вертеться кругом по воле ветра, а на дороге не появлялись всадники. По поселку ходили чужие люди. Вместо
казаков и стрельцов там появились
новые посельщики.
В
казаков полетело еще несколько стрел, на которые они ответили
новыми выстрелами.
На первой же станции, в то время как прежний ямщик увел, а
новый не приводил еще лошадей и
казак вошел во двор, Альбина, перегнувшись, спросила мужа, как он себя чувствует, не нужно ли ему чего.
Казак, правда, еще больше струсил от этого
нового неистовства, но чтобы не упустить жену, которая, очевидно, была ведьма и имела прямое намерение лететь в трубу, он изловил ее и, сильно обхватив ее руками, бросил на кровать к стенке и тотчас же сам прилег с краю.
— Возьмите пожалуста себе. У меня много таких… — покраснев сказал Петя. — Батюшки! Я и забыл совсем, — вдруг вскрикнул он. — У меня изюм чудесный, знаете, такой без косточек. У нас маркитант
новый и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что-нибудь сладкое. Хотите?.. — И Петя побежал в сени к своему
казаку, и принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. — Кушайте, господа, кушайте.
Между ними всегда ходили какие-нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в
казаки, то о
новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких-то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797-м году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором всё будет вольно и так будет просто, что ничего не будет.
«Что такое?» — подумал
казак и, почувствовав еще
новые толчки, пробормотал...
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть
казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся
новые колонны французов.