Неточные совпадения
К тому же страдание и страдание: унизительное страдание, унижающее меня,
голод например, еще допустит во мне мой благодетель, но чуть повыше страдание, за идею например, нет, он это в редких разве случаях допустит, потому что он, например,
посмотрит на меня и вдруг увидит, что у меня вовсе
не то лицо, какое, по его фантазии, должно бы быть у человека, страдающего за такую-то, например, идею.
— Рудин! Рудин! — кричал он
на Зарницына. — Все с проповедями ходишь,
на великое служение всех подбиваешь: мать Гракхов сыновей кормила, а ты,
смотри, бабки слепой
не умори
голодом с проповедями-то.
Я
не знал еще, что такое
голод, но при последних словах девочки у меня что-то повернулось в груди, и я
посмотрел на своих друзей, точно увидал их впервые. Валек по-прежнему лежал
на траве и задумчиво следил за парившим в небе ястребом. Теперь он
не казался уже мне таким авторитетным, а при взгляде
на Марусю, державшую обеими руками кусок булки, у меня заныло сердце.
Зато нынче порядочный писатель и живет порядочно,
не мерзнет и
не умирает с
голода на чердаке, хоть за ним и
не бегают по улицам и
не указывают
на него пальцами, как
на шута; поняли, что поэт
не небожитель, а человек: так же глядит, ходит, думает и делает глупости, как другие: чего ж тут
смотреть?..
Не ожидая помощи, изнуренные трудами и
голодом, с каждым днем теряя надежды, люди в страхе
смотрели на эту луну, острые зубья гор, черные пасти ущелий и
на шумный лагерь врагов — всё напоминало им о смерти, и ни одна звезда
не блестела утешительно ля них.
— Видно, брат, земля голодная — есть нечего. Кабы
не голод, так черт ли кого потащит
на чужую сторону! а посмотри-ка, сколько их к нам наехало: чутьем знают, проклятые, где хлебец есть.
Не ядра неприятельские,
не смерть ужасна: об этом солдат
не думает; но быть свидетелем опустошения прекрасной и цветущей стороны,
смотреть на гибель несчастных семейств, видеть стариков, жен и детей, умирающих с
голода, слышать их отчаянный вопль и из сострадания затыкать себе уши!..
Все шло отлично; но тут случилось нечто совершенно
не предусмотренное. Из дому я
не захватил ничего съестного и теперь испытывал муки настоящего
голода. Раньше мне
не случалось голодать никогда, и я
не подозревал, какая это ужасная вещь. А дома чай со сливками, разные вкусные «постряпеньки», наконец, целый обед… Чтобы утолить
голод, я пил воду, но это
не помогало. Вода в реке была теплая и с каким-то травяным привкусом. Николай Матвеич
посматривал на меня и загадочно улыбался.
Зажила опять Канарейка в вороньем гнезде и больше
не жаловалась ни
на холод, ни
на голод. Раз Ворона улетела
на добычу, заночевала в поле, а вернулась домой, — лежит Канарейка в гнезде ножками вверх. Сделала Ворона голову набок,
посмотрела и сказала...
На второй день Троицы после обеда Дымов купил закусок и конфет и поехал к жене
на дачу. Он
не виделся с нею уже две недели и сильно соскучился. Сидя в вагоне и потом отыскивая в большой роще свою дачу, он все время чувствовал
голод и утомление и мечтал о том, как он
на свободе поужинает вместе с женой и потом завалится спать. И ему весело было
смотреть на свой сверток, в котором были завернуты икра, сыр и белорыбица.
— Есть люди… — сказала она и остановилась; она сделала над собой усилие, чтобы казаться равнодушной, но
не выдержала и
посмотрела мне в глаза с ненавистью, которая мне была так знакома. — Есть люди, — сказала она, — для которых
голод и человеческое горе существуют только для того, чтобы можно было срывать
на них свой дурной, ничтожный характер.
Смотрели генералы
на эти мужицкие старания, и сердца у них весело играли. Они уже забыли, что вчера чуть
не умерли с
голоду, а думали: «Вот как оно хорошо быть генералами — нигде
не пропадешь!»
Мальчик
не спит. Он
смотрит в темноту, и ему кажется, что он видит всё, что видел днем: тучи, яркое солнце, птиц, рыбешек, долговязого Терентия. Изобилие впечатлений, утомление и
голод берут свое. Он горит, как в огне, и ворочается с боку
на бок. Ему хочется высказать кому-нибудь всё то, что теперь мерещится ему в потемках и волнует душу, но высказать некому. Фекла еще мала и
не понять ей.
— Это просто возмутительно! — говорит он, то и дело
посматривая на часы. — Это верх неуважения к чужому времени и труду. В Англии такой субъект
не заработал бы ни гроша, умер бы с
голода! Ну, погоди же, придешь ты…
— Бяяда, — говорит он, — жалость
смотреть на них. И девчонка старшенькая как хлопочет. Ровно мать им. И как ей только бог дает. Спасибо, люди
не покидают, а то как есть
голодом бы померли, сердешные. Вот уж таким и
не грех помочь, — говорит он, очевидно советуя сделать это мне.
— Вот
посмотрите, господа, какая шальная эта баба. Она хочет людей с
голоду уморить. Велит все съестные припасы потопить или сжечь. Что же вы будете есть, коли мы ее послушаемся и
не будем продавать вам пищи?
Не слушайте ее: она — грубая деревенщина и
не знает толка в припасах, а нападает
на нас только из зависти. Она бедна и хочет, чтобы и все были так же бедны, как она.
Глуп я и
не расторопен, только одно и умею что свою работу. Но Боже мой, Господи! — с какою завистью, с каким отчаянием, с какой подлой жадностью
смотрю я
на богатых,
на их дома и зеркальные стекла,
на их автомобили и кареты,
на подлую роскошь их одеяния, бриллиантов, золота! И вовсе
не честен я, это пустяки, я просто завидую и несчастен от того, что сам
не умею так устроиться, как они. Раз все грабят, то почему я должен умирать с
голоду во имя какой-то честности, над которою
не смеется только ленивый!