Неточные совпадения
Сморщенное лицо Алексея Александровича приняло страдальческое выражение; он взял ее за руку и хотел что-то сказать, но никак
не мог выговорить; нижняя губа его дрожала, но он всё еще боролся с своим
волнением и только изредка взглядывал
на нее. И каждый раз, как он взглядывал, он видел глаза ее, которые
смотрели на него с такою умиленною и восторженною нежностью, какой он никогда
не видал в них.
Она
не дослушала, отошла прочь, села возле Грушницкого, и между ними начался какой-то сентиментальный разговор: кажется, княжна отвечала
на его мудрые фразы довольно рассеянно и неудачно, хотя старалась показать, что слушает его со вниманием, потому что он иногда
смотрел на нее с удивлением, стараясь угадать причину внутреннего
волнения, изображавшегося иногда в ее беспокойном взгляде…
Но никто
не разделял его счастия; молчаливый товарищ его
смотрел на все эти взрывы даже враждебно и с недоверчивостью. Был тут и еще один человек, с виду похожий как бы
на отставного чиновника. Он сидел особо, перед своею посудинкой, изредка отпивая и
посматривая кругом. Он был тоже как будто в некотором
волнении.
Она тоже весь этот день была в
волнении, а в ночь даже опять захворала. Но она была до того счастлива, что почти испугалась своего счастия. Семь лет, толькосемь лет! В начале своего счастия, в иные мгновения, они оба готовы были
смотреть на эти семь лет, как
на семь дней. Он даже и
не знал того, что новая жизнь
не даром же ему достается, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом…
—
На это
не смотрят, — заметил Клим, тоже подходя к окну. Он был доволен, обыск кончился быстро, Иноков
не заметил его
волнения. Доволен он был и еще чем-то.
Медленные пальцы маленького музыканта своеобразно рассказывали о трагических
волнениях гениальной души Бетховена, о молитвах Баха, изумительной красоте печали Моцарта. Елизавета Спивак сосредоточенно шила игрушечные распашонки и тугие свивальники для будущего человека. Опьяняемый музыкой, Клим
смотрел на нее, но
не мог заглушить в себе бесплодных мудрствований о том, что было бы, если б все окружающее было
не таким, каково оно есть?
Я с беспокойством
посмотрел на часы, но
не было еще и двух; стало быть, еще можно было сделать один визит, иначе я бы пропал до трех часов от
волнения.
— Я столько, столько вынесла,
смотря на всю эту умилительную сцену… —
не договорила она от
волнения. — О, я понимаю, что вас любит народ, я сама люблю народ, я желаю его любить, да и как
не любить народ, наш прекрасный, простодушный в своем величии русский народ!
Он боялся, что когда придет к Лопуховым после ученого разговора с своим другом, то несколько опростоволосится: или покраснеет от
волнения, когда в первый раз взглянет
на Веру Павловну, или слишком заметно будет избегать
смотреть на нее, или что-нибудь такое; нет, он остался и имел полное право остаться доволен собою за минуту встречи с ней: приятная дружеская улыбка человека, который рад, что возвращается к старым приятелям, от которых должен был оторваться
на несколько времени, спокойный взгляд, бойкий и беззаботный разговор человека,
не имеющего
на душе никаких мыслей, кроме тех, которые беспечно говорит он, — если бы вы были самая злая сплетница и
смотрели на него с величайшим желанием найти что-нибудь
не так, вы все-таки
не увидели бы в нем ничего другого, кроме как человека, который очень рад, что может, от нечего делать, приятно убить вечер в обществе хороших знакомых.
Малыгинский дом волновался. Харитон Артемьич даже
не был пьян и принял гостей с озабоченною солидностью. Потом вышла сама Анфуса Гавриловна, тоже встревоженная и какая-то несчастная. Доктор понимал, как старушке тяжело было видеть в своем доме Прасковью Ивановну, и ему сделалось совестно. Последнее чувство еще усилилось, когда к гостям вышла Агния, сделавшаяся еще некрасивее от
волнения. Она так неловко поклонилась и все время старалась
не смотреть на жениха.
Галактион поднялся бледный, страшный, что-то хотел ответить, но только махнул рукой и,
не простившись, пошел к двери. Устенька стояла посреди комнаты. Она задыхалась от
волнения и боялась расплакаться. В этот момент в гостиную вошел Тарас Семеныч. Он
посмотрел на сконфуженного гостя и
на дочь и
не знал, что подумать.
Князь проговорил свои несколько фраз голосом неспокойным, прерываясь и часто переводя дух. Всё выражало в нем чрезвычайное
волнение. Настасья Филипповна
смотрела на него с любопытством, но уже
не смеялась. В эту самую минуту вдруг громкий, новый голос, послышавшийся из-за толпы, плотно обступившей князя и Настасью Филипповну, так сказать, раздвинул толпу и разделил ее надвое. Перед Настасьей Филипповной стоял сам отец семейства, генерал Иволгин. Он был во фраке и в чистой манишке; усы его были нафабрены…
Как ни бесстрашен бывает человек, он никогда
не равнодушен к мысли, что его ожидает близкая смерть,
не славная смерть среди стука мечей или грома орудий, но темная и постыдная, от рук презренного палача. Видно, Серебряный, проезжая мимо места казней,
не умел подавить внутреннего
волнения, и оно невольно отразилось
на впечатлительном лице его; вожатые
посмотрели на князя и усмехнулись.
Некоторое время мы все молчали. Дядя значительно
посматривал на меня, но говорить со мной при всех
не хотел. Он часто задумывался; потом, как будто пробуждаясь, вздрагивал и в
волнении осматривался кругом. Мизинчиков был, по-видимому, спокоен, курил сигару и
смотрел с достоинством несправедливо обиженного человека. Зато Бахчеев горячился за всех. Он ворчал себе под нос, глядел
на всех и
на все с решительным негодованием, краснел, пыхтел, беспрерывно плевал нá сторону и никак
не мог успокоиться.
Я
не знаю, жалко ли ей стало молодого безответного человека, терпевшего за любовь к ней насмешки, поняла ли она, что это
не минутное увлечение,
не шутка для него, а вопрос целой жизни —
не знаю, но суровая красавица
не только благосклонно кланялась и
смотрела на Алексея Степаныча, но даже заговаривала с ним; робкие, несвязные ответы, прерывающийся от внутреннего
волнения голос
не казались ей ни смешными, ни противными.
Он действительно
не вошел, а вбежал, бледный от
волнения и от ярости. Зина
смотрела на него с изумлением.
— Да, да! Успокойтесь, князь! Эти
волнения… Постойте, я сама провожу вас… Я уложу вас сама, если надо. Что вы так
смотрите на этот портрет, князь? Это портрет моей матери — этого ангела, а
не женщины! О, зачем ее нет теперь между нами! Это была праведница! князь, праведница! — иначе я
не называю ее!
Можно было сколько угодно
смотреть на это холодное лицо, — и ни одна черта
не дрогнет,
не выразит того
волнения, которое вызывает человеческий пристальный взгляд.
В ожидании дьячка воевода сильно волновался и несколько раз подходил к слюдяному окну, чтобы
посмотреть на площадь,
не ведут ли пристава волхита. Когда он увидел приближающуюся процессию, то
волнение достигло высшей степени. Арефа, войдя в воеводские покои, повалился воеводе прямо в ноги.
Не помню улиц, по которым мы шли,
не помню, был ли народ
на этих улицах,
смотрел ли
на нас; помню только
волнение, охватившее душу, вместе с сознанием страшной силы массы, к которой принадлежал и которая увлекала тебя.
Известно, как и отчего произошло первое
волнение; итак, я, притаив дыхание, будто выбираю пшеницу, а сам только лишь пересыпаю ее и исподлобья гляжу
на Тетясю… и, была
не была!.. толк ее тихонько коленом… она покраснела… о, верх счастия!.. покраснела, губками зашевелила, как будто приготовляясь с кем целоваться, задрожала… а
на меня
не смотрит.
— Неужели, неужели? —
не скрывая своего радостного
волнения, вскричал Павел Павлович. Вельчанинов с презрением
посмотрел на него и опять пошел расхаживать по комнате.
Увидев меня, она вскрикнула от радости, и если б это было
не в парке, наверное, бросилась бы мне
на шею; она крепко жала мне руки и смеялась, и я тоже смеялся и едва
не плакал от
волнения. Начались расспросы: как в деревне, что отец, видел ли я брата и проч. Она требовала, чтобы я
смотрел ей в глаза, и спрашивала, помню ли я пескарей, наши маленькие ссоры, пикники…
— Да-с, этот добрый человек, — заметил он, весь замешавшись, — говорил мне о каких-то существовавших между вами беспорядках-с; я
не осмеливаюсь верить, Василий Михайлович… Я слышал, вы все еще больны-с, — быстро перебил он со слезящимися от
волнения глазами, в неистощимом замешательстве
смотря на Ордынова.
Я видел, как сеттер начал дрожать от
волнения, и приготовился схватить его. Если бы он бросился
на малютку медвежонка! Но вышло совсем другое, чего никто
не ожидал. Собака
посмотрела на меня, точно спрашивая согласия, и подвигалась вперед медленными, рассчитанными шагами. До медвежонка оставалось всего каких-нибудь пол-аршина, но собака
не решалась сделать последнего шага, а только еще сильнее вытянулась и сильно потянула в себя воздух: она желала, по собачьей привычке, сначала обнюхать неизвестного врага.
В немногочисленной публике, сидящей
на скамьях, легкое
волнение. Все
не без любопытства
смотрят на белобрысого, курносого матроса Ефремова, сконфуженное лицо которого дышит добродушием и некоторым недоумением. Он сидит отдельно, сбоку, за черной решеткой, рядом с Ашаниным, а против них, за такой же решеткой, высокий, стройный и красивый сипай, с бронзово-смуглым лицом и большими темными, слегка навыкате глазами, серьезными и
не особенно умными.
Муж был в сильном
волнении и казался совершенно растерян. Он направился было к старушке; но,
не дойдя несколько шагов, повернулся, прошел по комнате и подошел к священнику. Священник
посмотрел на него, поднял брови к небу и вздохнул. Густая с проседью бородка тоже поднялась кверху и опустилась.
Лариса сидела
на кровати, пред печкой, которая топилась, освещая ее лицо неровными пятнами; руки ее потерянно лежали
на коленях, глаза
смотрели устало, но спокойно. Она переменилась страшно: это были какие-то останки прежней Лары. Увидя Синтянину, она через силу улыбнулась и затем осталась бесчувственною к
волнению, обнаруженному генеральшей: она давала ласкать и целовать себя, и сама
не говорила ни слова.
Я с невольной завистью
смотрела на разгоревшиеся от радостного
волнения юные личики и
на не менее довольные лица родных.
Мулла приблизился. Я
не без тайного
волнения смотрела на заклятого врага моего отца,
на человека, громившего мою мать за то, что она перешла в христианскую веру, несмотря
на его запрещение.
Уши у него заложило от радостного
волнения; он
не слыхал ежеминутного гудения пароходных свистков и только все
смотрел вперед,
на плес реки, чувствуя всем существом, что стоит
на верху рубки своего парохода и пускает его в первый рейс, полным груза и платных пассажиров, идет против течения с подмывательной силой и смелостью,
не боится ни перекатов, ни полного безводья, ни конкуренции, никакой незадачи!..
Она слышит его голос, где дрожит сердечное
волнение. С ней он хочет братски помириться. Ее он жалеет. Это была
не комедия, а истинная правда. Так
не говорят, так
не смотрят, когда
на сердце обман и презрительный холод. И что же ему делать, если она для него перестала быть душевно любимой подругой? Разве можно требовать чувства? А брать в любовницы без любви — только ее позорить, низводить
на ступень вещи или красивого зверя!
Их взгляды встретились. Анна Серафимовна покраснела. И Палтусова точно что кольнуло.
Не волнение влюбленного человека. Нет! Его кольнуло другое. Эта женщина уважает его, считает
не способным ни
на какую сделку с совестью. А он… что же он? Он может еще сегодня
смотреть ей прямо в глаза. В помыслах своих он ей
не станет исповедоваться. Всякий вправе извлекать из своего положения все, что исполнимо, только бы
не залезать к чужому в карман.
Вновь прибывший казался
не менее растроганным, нежели Фридрих Адольфович. Он ласково трепал по плечу Гросса, называл его «милым Фриценькой» и
смотрел на него радостными, счастливыми глазами. Потом, когда первый порыв восторга понемногу утих, господин Гросс подвел незнакомца к детям и проговорил дрожащим от
волнения голосом...
— Готово! — задыхаясь от
волнения, проговорил он. Он отвернулся, стараясь
не смотреть на нее.
Граф
смотрел на нее пытливым взглядом. От этого взгляда
не укрылось ее с трудом скрываемое
волнение, ее возбужденное состояние, придававшее такой соблазнительный блеск ее красоте. Чуть заметная улыбка скользнула по губам графа Иосифа Яновича.
Давно
не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз
смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и
волнений.
Жюли играла Борису
на арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и
не раз прерывал чтение от
волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис
смотрели друг
на друга как
на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Волнение народа было так велико, что ни епископ, ни пресвитеры Уже ни во что
не вступались, и над всем положением царила Нефора,
на которую все хотели
смотреть и ее слушали.