Неточные совпадения
Правда, что легкость и ошибочность этого представления о своей
вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу, и он знал, что когда он, вовсе
не думая о том, что его прощение есть действие высшей силы, отдался этому непосредственному чувству, он испытал больше счастья, чем когда он, как теперь, каждую минуту думал, что в его душе живет Христос и что, подписывая бумаги, он исполняет Его волю; но для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо в его унижении
иметь ту, хотя бы и выдуманную, высоту, с которой он, презираемый всеми, мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
— Молитесь Богу и просите Его. Даже святые отцы
имели сомнения и просили Бога об утверждении своей
веры. Дьявол
имеет большую силу, и мы
не должны поддаваться ему. Молитесь Богу, просите Его. Молитесь Богу, — повторил он поспешно.
— Да уж в работниках
не будете
иметь недостатку. У нас целые деревни пойдут в работы: бесхлебье такое, что и
не запомним. Уж вот беда-то, что
не хотите нас совсем взять, а отслужили бы
верою вам, ей-богу, отслужили. У вас всякому уму научишься, Константин Федорович. Так прикажите принять в последний раз.
—
Не имеем права. Если б
не клялись еще нашею
верою, то, может быть, и можно было бы; а теперь нет,
не можно.
— Скажу, что ученики были бы весьма лучше, если б
не имели они живых родителей. Говорю так затем, что сироты — покорны, — изрекал он, подняв указательный палец на уровень синеватого носа. О Климе он сказал, положив сухую руку на голову его и обращаясь к
Вере Петровне...
— Вот вы пишете: «Двух станов
не боец» — я
не имею желания быть даже и «случайным гостем» ни одного из них», — позиция совершенно невозможная в наше время! Запись эта противоречит другой, где вы рисуете симпатичнейший образ старика Козлова, восхищаясь его знанием России, любовью к ней. Любовь, как
вера, без дел — мертва!
«Да и
не надо. Нынешние ведь много тысяч берут, а мы сотни. Мне двести за мысль и за руководство да триста исполнительному герою, в соразмере, что он может за исполнение три месяца в тюрьме сидеть, и конец дело венчает. Кто хочет — пусть нам верит, потому что я всегда берусь за дела только за невозможные; а кто
веры не имеет, с тем делать нечего», — но что до меня касается, — прибавляет старушка, — то, представь ты себе мое искушение...
«Да, дело кратко, но помочь еще можно: сейчас пятьсот рублей на стол, и завтра же ваша душа на простор: а если
не имеете ко мне
веры — ваши пятнадцать тысяч пропали».
«А отчего у меня до сих пор нет ее портрета кистью? — вдруг спросил он себя, тогда как он, с первой же встречи с Марфенькой, передал полотну ее черты, под влиянием первых впечатлений, и черты эти вышли говорящи, „в портрете есть правда, жизнь, верность во всем… кроме плеча и рук“, — думал он. А портрета
Веры нет; ужели он уедет без него!.. Теперь ничто
не мешает, страсти у него нет, она его
не убегает…
Имея портрет, легче писать и роман: перед глазами будет она, как живая…
Наконец мы, более или менее, видели четыре нации, составляющие почти весь крайний восток. С одними
имели ежедневные и важные сношения, с другими познакомились поверхностно, у третьих были в гостях, на четвертых мимоходом взглянули. Все четыре народа принадлежат к одному семейству если
не по происхождению, как уверяют некоторые, производя, например, японцев от курильцев, то по воспитанию, этому второму рождению, по культуре, потом по нравам, обычаям, отчасти языку,
вере, одежде и т. д.
Такое объяснение всего того, что происходило, казалось Нехлюдову очень просто и ясно, но именно эта простота и ясность и заставляли Нехлюдова колебаться в признании его.
Не может же быть, чтобы такое сложное явление
имело такое простое и ужасное объяснение,
не могло же быть, чтобы все те слова о справедливости, добре, законе,
вере, Боге и т. п. были только слова и прикрывали самую грубую корысть и жестокость.
— Рассудите сами, Григорий Васильевич, — ровно и степенно, сознавая победу, но как бы и великодушничая с разбитым противником, продолжал Смердяков, — рассудите сами, Григорий Васильевич: ведь сказано же в Писании, что коли
имеете веру хотя бы на самое малое даже зерно и притом скажете сей горе, чтобы съехала в море, то и съедет, нимало
не медля, по первому же вашему приказанию.
Наступает и в народе уединение: начинаются кулаки и мироеды; уже купец все больше и больше желает почестей, стремится показать себя образованным, образования
не имея нимало, а для сего гнусно пренебрегает древним обычаем и стыдится даже
веры отцов.
Не было такой надобности: в мыслях, которые он о них высказывает, нет ничего такого, чего бы я
не мог сообщить тебе, государь мой, как мысли самого Лопухова о себе и как мысли, которые и без Рахметова
имела бы через несколько времени
Вера Павловна о себе и о Лопухове.
Грусть его по ней, в сущности, очень скоро сгладилась; но когда грусть рассеялась на самом деле, ему все еще помнилось, что он занят этой грустью, а когда он заметил, что уже
не имеет грусти, а только вспоминает о ней, он увидел себя в таких отношениях к
Вере Павловне, что нашел, что попал в большую беду.
Он боялся, что когда придет к Лопуховым после ученого разговора с своим другом, то несколько опростоволосится: или покраснеет от волнения, когда в первый раз взглянет на
Веру Павловну, или слишком заметно будет избегать смотреть на нее, или что-нибудь такое; нет, он остался и
имел полное право остаться доволен собою за минуту встречи с ней: приятная дружеская улыбка человека, который рад, что возвращается к старым приятелям, от которых должен был оторваться на несколько времени, спокойный взгляд, бойкий и беззаботный разговор человека,
не имеющего на душе никаких мыслей, кроме тех, которые беспечно говорит он, — если бы вы были самая злая сплетница и смотрели на него с величайшим желанием найти что-нибудь
не так, вы все-таки
не увидели бы в нем ничего другого, кроме как человека, который очень рад, что может, от нечего делать, приятно убить вечер в обществе хороших знакомых.
Явилась некоторая зависть со стороны нескольких магазинов и швейных, но это
не произвело никакого влияния, кроме того, что, для устранения всяких придирок,
Вере Павловне очень скоро понадобилось получить право
иметь на мастерской вывеску.
Разумеется, с другими, например, с
Верою Павловною,
не годилось вести дело так медленно. Но каждый темперамент
имеет свои особые требования: если горячий человек раздражается медленною систематичностью, то тихий человек возмущается крутою резкостью.
К этому времени мастерская приняла уже такой размер, что
Вера Павловна
не успевала одна быть закройщицею, надобно было
иметь еще другую;
Вере Павловне положили такое жалованье, как другой закройщице.
Вера Павловна также
имела два урока, хотя незавидных, но и
не очень плохих.
А
Вера Павловна говорит, что если человек обедает один, он на эти деньги
не может
иметь почти ничего, кроме хлеба и той дряни, которая продается в мелочных лавочках.
Все наличные члены семьи держали при дворе дедушки представителей, так что старик
не имел платной прислуги (кроме Ипата, который жил, так сказать, «на
веру»), но зато был окружен соглядатаями.
Я поверил, что жизнь
имеет высший смысл, но в этой
вере не было ничего догматического.
Это было что-то вроде обета. Я обозревал весь известный мне мирок. Он был невелик, и мне было
не трудно распределить в нем истину и заблуждение.
Вера — это разумное, спокойное настроение отца. Неверие или смешно, как у капитана, или сухо и неприятно, как у молодого медика. О сомнении, которое остановить труднее, чем было Иисусу Навину остановить движение миров, — я
не имел тогда ни малейшего понятия. В моем мирке оно
не занимало никакого места.
Даже у тех русских, которые
не только
не имеют православной
веры, но даже воздвигают гонение на православную церковь, остается в глубине души слой, формированный православием.
Он
имел опыт, которого
не имел Белинский, и ему
не свойственна была энтузиастическая
вера последнего.
Бросаются в глаза ошибочные суждения Баадера: католичество
не отрицает разума и протестантизм
не отрицает
веру, сомнение Декарта и французская революция
не только разрушали, но
имели и положительный смысл.
Эта незыблемая, непоколебимая
вера в то, что истина дана в мистическом восприятии, что нельзя двигаться, нельзя подниматься,
не имея под собой твердыни божественного,
не имея благодатной помощи, будучи оставленным и покинутым, от вселенской души отрезанным, определяет характер изложения этой книги.
— А насчет
веры, — начал он, улыбнувшись (видимо
не желая так оставлять Рогожина) и, кроме того, оживляясь под впечатлением одного внезапного воспоминания, — насчет
веры я, на прошлой неделе, в два дня четыре разные встречи
имел.
Тут все
имело только свое значение. Было много
веры друг в друга, много простоты и снисходительности, которых
не было у отцов, занимавших соответственные социальные амплуа, и нет у детей, занимающих амплуа даже гораздо выгоднейшие для водворения простоты и правды житейских отношений.
Не имею никаких оснований для
веры, но уверен, почти знаю.
— Нет-с; выиграть я
не могла, потому что
не имела средств вести его, однако Анфисе Ивановне большую через это неприятность сделала, так что, после того,
не только Дмитрий Михайлыч, но и никто другой к
Вере Павловне касательства
иметь не захотел, и пребывают оне и до настоящей минуты в девичестве…
1) Михаилом зовут меня, сыном Трофимовым, по прозванию Тебеньков, от роду
имею лет, должно полагать, шестьдесят, а доподлинно сказать
не умею;
веры настоящей, самой истинной, «старой»; у исповеди и св. причастия был лет восемь тому назад, а в каком селе и у какого священника,
не упомню, потому как приехали мы в то село ночью, и ночью же из него выехали; помню только, что село большое, и указал нам туда дорогу какой-то мужичок деревенский; он же и про священника сказывал.
Вот он и бежал; старую
веру, слышь, принял, да потом нашими благоприятелями и уставлен к нам пастырем! И ума-то даже хитрого
не имел, да, видно, по этой причине и полюбился нашим милостивцам, что на нем подозренья держать было нельзя; весь он был в их руках.
Что же бы вы думали? Едем мы однажды с Иваном Петровичем на следствие: мертвое тело нашли неподалеку от фабрики. Едем мы это мимо фабрики и разговариваем меж себя, что вот подлец, дескать, ни на какую штуку
не лезет. Смотрю я, однако, мой Иван Петрович задумался, и как я в него
веру большую
имел, так и думаю: выдумает он что-нибудь, право выдумает. Ну, и выдумал. На другой день, сидим мы это утром и опохмеляемся.
Не будь интеллигенции, мы
не имели бы ни понятия о чести, ни
веры в убеждения, ни даже представления о человеческом образе. Остались бы «чумазые» с их исконным стремлением расщипать общественный карман до последней нитки.
Еще очень хотелось ему поцеловать образок Митрофания, благословение покойницы матушки, и в который он
имел особенную
веру, но так как он стыдился сделать это при Никите, то выпустил образа из сюртука так, чтобы мог их достать,
не расстегиваясь, на улице.
Впрочем, я и въявь был того убеждения, что им очень удобно было бы поменяться местами, если бы только
не мешало становому смущавшее его недозволение переменить православную
веру, которую он собственно и
не имел нужды переменять.
Внутренних моих убеждений, истинной моей
веры я
не обязан предъявлять и осуждать за иноверство тоже нужды
не имею.
— Вер-р-но, вер-р-но… Если бы я
не был зверь, так
не сидел бы здесь и этого
не имел.
— Я совсем
не имею претензии обращать вас в свою
веру, — проговорил Андрей Ефимыч тихо и с сожалением, что его
не хотят понять.
Он вынул из кармана тетрадку и подал ее брату. Статья называлась так: «Русская душа»; написана она была скучно, бесцветным слогом, каким пишут обыкновенно неталантливые, втайне самолюбивые люди, и главная мысль ее была такая: интеллигентный человек
имеет право
не верить в сверхъестественное, но он обязан скрывать это свое неверие, чтобы
не производить соблазна и
не колебать в людях
веры; без
веры нет идеализма, а идеализму предопределено спасти Европу и указать человечеству настоящий путь.
Граф ничего
не приводил в опровержение этого мнения: он, по-видимому, и сам разделял опасение попасть в ад, но только он
не мог переменить
веры, потому что
имел такой взгляд, что честный человек обязан жить и умереть в той религии, в какой он родился.
Княгиня
не только
не боялась свободомыслия в делах
веры и совести, но даже любила откровенную духовную беседу с умными людьми и рассуждала смело. Владея чуткостью религиозного смысла, она
имела истинное дерзновение
веры и смотрела на противоречия ей без всякого страха. Она как будто даже считала их полезными.
В начале июля месяца, спустя несколько недель после несчастного случая, описанного нами в предыдущей главе, часу в седьмом после обеда, Прасковья Степановна Лидина, брат ее Ижорской, Рославлев и Сурской сидели вокруг постели, на которой лежала больная Оленька; несколько поодаль сидел Ильменев, а у самого изголовья постели стояла Полина и домовой лекарь Ижорского, к которому Лидина
не имела вовсе
веры, потому что он был русской и учился
не за морем, а в Московской академии.
Предполагая сочинить эти два романа, я
имел в виду описать русских в две достопамятные исторические эпохи, сходные меж собою, но разделенные двумя столетиями; я желал доказать, что хотя наружные формы и физиономия русской нации совершенно изменились, но
не изменились вместе с ними: наша непоколебимая верность к престолу, привязанность к
вере предков и любовь к родимой стороне.
Три дня после роковой ночи, в девять часов утра, Германн отправился в *** монастырь, где должны были отпевать тело усопшей графини.
Не чувствуя раскаяния, он
не мог однако совершенно заглушить голос совести, твердившей ему: ты убийца старухи!
Имея мало истинной
веры, он
имел множество предрассудков. Он верил, что мертвая графиня могла
иметь вредное влияние на его жизнь, — и решился явиться на ее похороны, чтобы испросить у ней прощения.
Точно так же, как рассказывал лесной охотник о своих ночных страхах и видениях в лесу, рассказывает и рыбак в своей семье о том, что видел на воде; он встречает такую же
веру в свой рассказы, и такое же воспламененное воображение создает таинственных обитателей вод, называет их русалками, водяными девками, или чертовками, дополняет и украшает их образы и отводит им законное место в мире народной фантазии; но как жители вод, то есть рыбы — немы, то и водяные красавицы
не имеют голоса.
—
Вера Александровна, — начал он, обращаясь к Анне Павловне, — могла быть с вами откровенна; но я
не имею на это никакого права.
Но в самом деле она
имеет право требовать вперед настолько доверия и уважения, чтоб к ней
не приступали с заготовленными скептическими и мистическими возражениями, потому что и они — добровольные принятия на
веру.