Неточные совпадения
Говор народа, топот лошадей и телег, веселый свист перепелов, жужжание насекомых, которые
неподвижными стаями вились в воздухе, запах полыни, соломы и лошадиного пота, тысячи различных цветов и теней, которые разливало палящее солнце по светло-желтому жнивью, синей дали
леса и бело-лиловым облакам, белые паутины, которые носились в воздухе или ложились по жнивью, — все это я видел, слышал и чувствовал.
Наконец появились предрассветные сумерки. Туман сделался серовато-синим и хмурым. Деревья, кусты и трава на земле покрылись каплями росы. Угрюмый
лес дремал. Река казалась
неподвижной и сонной. Тогда я залез в свой комарник и крепко заснул.
Внутренность
леса постепенно темнеет; алый свет вечерней зари медленно скользит по корням и стволам деревьев, поднимается все выше и выше, переходит от нижних, почти еще голых, веток к
неподвижным, засыпающим верхушкам…
Через час наблюдатель со стороны увидел бы такую картину: на поляне около ручья пасутся лошади; спины их мокры от дождя. Дым от костров не подымается кверху, а стелется низко над землей и кажется
неподвижным. Спасаясь от комаров и мошек, все люди спрятались в балаган. Один только человек все еще торопливо бегает по
лесу — это Дерсу: он хлопочет о заготовке дров на ночь.
День был тихий и ясный. На палубе жарко, в каютах душно; в воде +18°. Такую погоду хоть Черному морю впору. На правом берегу горел
лес; сплошная зеленая масса выбрасывала из себя багровое пламя; клубы дыма слились в длинную, черную,
неподвижную полосу, которая висит над
лесом… Пожар громадный, но кругом тишина и спокойствие, никому нет дела до того, что гибнут
леса. Очевидно, зеленое богатство принадлежит здесь одному только богу.
В это время
неподвижный доселе воздух всколыхнулся. Внезапно налетел ветер, испуганно зашумели деревья. Стало еще темнее. Несколько крупных капель тяжело упало на землю. Я понял, что мне не удастся уйти от дождя и остановился на минуту, чтобы осмотреться. Вдруг весь
лес вспыхнул голубоватым пламенем. Сильный удар грома потряс воздух и землю, и вслед за тем хлынул ливень.
На следующий день после смерти Петруши в становище проснулись поздно, за полдень. Было тихо и уныло, и день выпал такой же: жаркий, даже душный, но облачный и томительно-неподвижный — слепил рассеянный свет, и даже в
лесу больно было смотреть на белое, сквозь сучья сплошь светящееся небо.
Ржавым криком кричал на луговой низине коростель; поздний опрокинутый месяц тающим серпочком лежал над дальним
лесом и заглядывал по ту сторону земли. Жарко было от долгой и быстрой ходьбы, и теплый,
неподвижный воздух не давал прохлады — там в окна он казался свежее. Колесников устало промолвил...
Справа от дороги земля пропадала в
неподвижной, теплой мгле, и нельзя было увидеть, что там:
лес или поле; и только по душному, открытому, ночному запаху вспаханной земли да по особенной бархатной черноте чувствовалось поле.
В глубоких ямах, под вешняками, крупная рыба любит идти против падающей воды, всплывает иногда довольно высоко и упорно держится в
неподвижном положении, уткнув голову в хворост и всякий
лес, которым обыкновенно бывает устлано дно спуска под деревянным его полом или помостом.
Чем дальше, тем
лес был гуще и больше завален буреломом. Громадные старые деревья,
неподвижные и словно окаменевшие, то в одиночку, то целыми колоннадами выплывали из чащи. Казалось, будто нарочно они сближались между собой, чтобы оградить царственного зверя от преследования дерзких людей. Здесь царил сумрак, перед которым даже дневной свет был бессилен, и вечная тишина могилы изредка нарушалась воздушной стихией, и то только где-то вверху над колоннадой. Эти шорохи казались предостерегающе грозными.
Лес, молчаливый, засыпанный снегом, словно замер в
неподвижной позе и всматривался в даль, где виднелись мягкие очертания каких-то гор, а за ними — белые кучевые облака причудливой формы.
Ночь была тихая и теплая. Тяжелые тучи, как крышка гроба, низко нависли над землею, было очень темно. На деревне слабо мерцал огонек, где-то далеко громыхала телега. Эти низкие,
неподвижные тучи, эта глухая тишина давили душу. За
лесом тускло блеснула зарница.
За
лесом снова блеснула зарница и бледным, перебегающим светом несколько раз осветила
неподвижные тучи.
Было начало июня месяца, и все перед глазами, до самой дальней
неподвижной полоски
лесов, зеленело молодо и сильно.
Хорошо бы всю жизнь сидеть здесь на скамье и сквозь стволы берез смотреть, как внизу под горой клочьями бродит вечерний туман, как далеко-далеко над
лесом черным облаком, похожим на вуаль, летят на ночлег грачи, как два послушника — один верхом на пегой лошади, другой пешком — гонят лошадей на ночное и, обрадовавшись свободе, шалят, как малые дети; их молодые голоса звонко раздаются в
неподвижном воздухе, и можно разобрать каждое слово.
Я лежал на копне. В небе теплились звезды; с поля, из-за кустов, несло широким теплом; в
лесу стоял глухой, сонный шум. Тело,
неподвижное и отяжелевшее, как будто стало чужим, мысли в голове мешались, и мешались представления. Стройная осинка, стройная Донька, обе робко и покорно смотрящие в темноту… Милая, милая! Сколько в ней глубокого, несознанного трагизма, и сколько трагизма в этой несознанности!
С крутой горы Кукушкину надо было спуститься на мост. По ту сторону реки, за рядом дымовых труб города, выпускавших густые, белые и прямые столбы дыма, виднелось далекое белое поле, сверкавшее на солнце. Несмотря на даль, видна была дорога и на ней длинный,
неподвижный обоз. Направо синеватой дымкой поднимался
лес. При виде чистого снежного поля бурный и горький протест с новой силой прилил к беспокойной голове Кукушкина. «А ты тут сиди!» — со злобой, не то с отчаянием подумал он.