Неточные совпадения
Почти всё время поп Семен проводил в пустыне, передвигаясь от одной группы к другой
на собаках и оленях, а
летом по морю
на парусной лодке или пешком, через тайгу; он замерзал, заносило его снегом, захватывали по дороге болезни, донимали
комары и медведи, опрокидывались
на быстрых реках лодки и приходилось купаться в холодной воде; но всё это переносил он с необыкновенною легкостью, пустыню называл любезной и не жаловался, что ему тяжело живется.
За фабрикой, почти окружая ее гнилым кольцом, тянулось обширное болото, поросшее ельником и березой.
Летом оно дышало густыми, желтыми испарениями, и
на слободку с него летели тучи
комаров, сея лихорадки. Болото принадлежало фабрике, и новый директор, желая извлечь из него пользу, задумал осушить его, а кстати выбрать торф. Указывая рабочим, что эта мера оздоровит местность и улучшит условия жизни для всех, директор распорядился вычитать из их заработка копейку с рубля
на осушение болота.
Село стояло
на пригорке. За рекою тянулось топкое болото.
Летом, после жарких дней, с топей поднимался лиловатый душный туман, а из-за мелкого леса всходила
на небо красная луна. Болото дышало
на село гнилым дыханием, посылало
на людей тучи
комаров, воздух ныл, плакал от их жадной суеты и тоскливого пения, люди до крови чесались, сердитые и жалкие.
Летом, когда и
комар богат, мы с Ларионом днюем и ночуем в лесу, за охотой
на птиц, или
на реке, рыбу ловя. Случалось — вдруг треба какая-нибудь, а дьячка нет, и где найти его — неведомо. Всех мальчишек из села разгонят искать его; бегают они, как зайчата, и кричат...
— Кажный
год… Мы ведь преходящие, где люди, тут и мы, — ответил Варсонофий. — Вот отсель к Петрову дню в
Комаров надо,
на Казанску в Шарпан,
на Илью пророка в Оленево,
на Смоленску в Чернуху, а тут уж к Макарью
на ярмарку.
К Пасхе Манефа воротилась в
Комаров с дорогой гостьей. Марье Гавриловне скитское житье приятным показалось. И немудрено: все ей угождали, все старались предупредить малейшее ее желанье. Не привыкшая к свободной жизни, она отдыхала душой.
Летом купила в соседнем городке
на своз деревянный дом, поставила его
на обительском месте, убрала, разукрасила и по первому зимнему пути перевезла из Москвы в
Комаров все свое имущество.
— Нет, не все! Уж про поляка ты мне лучше и не говори. Поляка, брат, я знаю, потому в этой самой их Польше мы три
года стояли. Первое дело — лядащий человек, а второе дело, что
на всю-то их Польшу
комар на хвосте мозгу принес, да и тот-то бабы расхватали! Это слово не мимо идет!
Раз по пяти, иной
год и чаще наезжал в
Комаров Марко Данилыч
на дочку поглядеть и каждый раз гащивал у нее недели по две и по три.
— Прочить в черницы, точно, не прочила, — сказал Петр Степаныч. — Я ведь каждый
год в Комарове бываю, случалось там недели по три, по четыре живать, оттого ихнюю жизнь и знаю всю до тонкости. Да ежели б матушке Манефе и захотелось иночество надеть
на племянницу, не посмела бы. Патап-от Максимыч не пожалел бы сестры по плоти, весь бы
Комаров вверх дном повернул.
Пролетела, как сон, пасхальная неделя. За нею еще другие… Прошел месяц. Наступило
лето… Пышно зазеленел и расцвел лиловато-розовой сиренью обширный приютский сад. Птичьим гомоном наполнились его аллеи. Зеленая трава поднялась и запестрела
на лужайках… Над ней замелькали иные живые цветики-мотыльки и бабочки. Зажужжали мохнатые пчелы, запищали
комары… По вечерам
на пруду и в задней дорожке лягушки устраивали свой несложный концерт после заката солнца.
В период между 1895 и 1897
годами Южно-Уссурийский край посетил известный ботаник В. Л.
Комаров. Он работал к западу от Никольска-Уссурийского в бассейне реки Суйфуна, затем углубился в Маньчжурию и
на юг, прошел до урочища Новокиевского. [В.Л.
Комаров. Флора Маньчжурии, том I, 1901 г.]
В коем дому невеста богатая, в том дому женихи, что
комары на болоте толкутся. Так в старые
годы бывало, так повелось и в нынешни дни… У княжны отбою от женихов не было, а были те женихи из самых знатных родов, а которы не родословны, иль родов захудалых, те знатные чины при дворе иль в гвардии имели. Однако княжна хоть и молоденька была, но честь свою наблюдала крепко, многие ею «заразились», а она благосклонности никому не показала.