Московские улицы к этому времени уже покрылись булыжными мостовыми, и по ним запрыгали извозчичьи дрожки
на высоких рессорах, названные так потому, что ездоки на них тряслись как в лихорадке.
На крыльце закричали: «Зайцовой карету!» кучер зашевелил вожжами, кузов заколыхался
на высоких рессорах, освещенные окна дома побежали одно за другим мимо окна кареты.
Спустились к Театральной площади, «окружили» ее по канату. Проехали Охотный, Моховую. Поднялись в гору по Воздвиженке. У Арбата прогромыхала карета
на высоких рессорах, с гербом на дверцах. В ней сидела седая дама. На козлах, рядом с кучером, — выездной лакей с баками, в цилиндре с позументом и в ливрее с большими светлыми пуговицами. А сзади кареты, на запятках, стояли два бритых лакея в длинных ливреях, тоже в цилиндрах и с галунами.
Неточные совпадения
Так я в первый раз увидел колибер, уже уступивший место дрожкам,
высокому экипажу с дрожащим при езде кузовом, задняя часть которого лежала
на высоких, полукругом,
рессорах. Впоследствии дрожки были положены
на плоские
рессоры и стали называться, да и теперь зовутся, пролетками.
Однажды, в ясный день ласковой и поздней осени хозяева и гости отправились в этот монастырь. Максим и женщины ехали в широкой старинной коляске, качавшейся, точно большая ладья,
на своих
высоких рессорах. Молодые люди и Петр в том числе отправились верхами.
Но больше меня заинтересовал следующий выезд — карета
на высоких круглых
рессорах на паpe старых-старых, но породистых крупных рысаков, с седым кучером в голубой бархатной шапке с четырьмя острыми углами.
Все это было уже давно, во времена моего далекого детства, но и до сих пор во мне живы впечатления этого дня. Я будто вижу нашу площадь, кишащую толпой, точно в растревоженном муравейнике, дом Баси с пилястрами
на верхнем этаже и с украшениями в особенном еврейском стиле, неуклюжую громоздкую коляску
на высоких круглых
рессорах и молодые глаза старого цадика с черной, как смоль, бородой. И еще вспоминается мне задорный взгляд моего товарища Фройма Менделя и готовая вспыхнуть ссора двух братьев.
Ковчег вдруг качнулся
на круглых
высоких рессорах и остановился. Молодой еврей заговорил о чем-то с ямщиком, ерзая
на козлах и жестикулируя. Ямщик лишь в недоумении пожимал плечами.
— С Богом! — сказал Ефим, надев шляпу, — вытягивай! — Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули
высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей
на ходу вскочил
на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора
на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились
на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.