Неточные совпадения
Явился писатель Никодим Иванович, тепло одетый в толстый, коричневый пиджак, обмотавший шею клетчатым кашне; покашливая в рукав, он ходил среди людей, каждому уступая дорогу и поэтому всех толкал. Обмахиваясь веером, вошла Варвара под руку с Татьяной; спросив чаю, она села почти рядом с Климом, вытянув чешуйчатые ноги под стол. Тагильский торопливо
надел измятую
маску с облупившимся носом, а Татьяна, кусая бутерброд, сказала...
Внутреннее устройство фанзы ничем не отличалось от фанз прочих туземцев. На стене висел бубен с колотушкой, пояс с погремушками, шаманская юбка с рисунками и деревянная
маска, отороченная мехом медведя. Шаман
надевает ее во время камлания для того, чтобы страшным видом запугать черта.
И что ж! вместо поощрения ему говорят:"Это вы
маску, государь мой,
надели; но притворство ваше не облегчает вины, а, напротив, усугубляет ее… да-с!"
Надели нагрудники,
маски и заработали штыками.
— Он страдает той же болезнью, как и Пигасов, — проговорил Рудин, — желаньем быть оригинальным. Тот прикидывается Мефистофелем, этот — циником. Во всем этом много эгоизма, много самолюбия и мало истины, мало любви. Ведь это тоже своего рода расчет:
надел на себя человек
маску равнодушия и лени, авось, мол, кто-нибудь подумает: вот человек, сколько талантов в себе погубил! А поглядеть попристальнее — и талантов-то в нем никаких нет.
Маску надеваю лишь в маскарад, а не хожу с нею перед людьми каждодневно.
— Нет-с, знаете ли-с, я, Антон Антонович, говорю-с, про себя говорю, что я, например,
маску надеваю, лишь когда нужда в ней бывает, то есть единственно для карнавала и веселых собраний, говоря в прямом смысле, но что не маскируюсь перед людьми каждодневно, говоря в другом, более скрытном смысле-с. Вот что я хотел сказать, Антон Антонович-с.
У Борисовых детей были игрушки, которых я ужасно боялся. Это было собрание самых безобразных и страшных
масок, с горбатыми красными носами и оскаленными зубами. Страшнее всего для меня были черные эфиопы с бровями из заячьего пуху. Хотя я и видел с изнанки простую бумагу, но стоило кому-нибудь
надеть эфиопа, и я убегал, подымая ужасный крик.
И опять, опять
надевать эту бесчестную лживую
маску!..»
Ардальон Семеныч, будучи скрытен от природы, начитался в каком-то швейцарском философе, что разумный человек не должен раскрывать внутренность души своей перед невежественной толпою, а, напротив, должен согласоваться наружно с взглядами и убеждениями окружающих его людей; а потому он сознательно, законно позволял себе
надевать в обществе довольно разнохарактерные
маски, не делаясь через то обманщиком и лицемером, а, напротив, оставаясь правдивым, честным человеком, всегда верным своему слову.
Я для добра был прежде гибнуть рад,
Но за добро платили мне презреньем;
Я пробежал пороков длинный ряд
И пресыщен был горьким наслажденьем…
Тогда я хладно посмотрел назад:
Как с свежего рисунка, сгладил краску
С картины прошлых дней, вздохнул и
маскуНадел, и буйным смехом заглушил
Слова глупцов, и дерзко их казнил,
И, грубо пробуждая их беспечность,
Насмешливо указывал на вечность.
И преклоняется человек, потому что нет сил нести себя, и нечем жить.
Надевает на лицо
маску, страстно старается убедить себя, что это и есть его лицо. Но вдруг нечаянно спадает
маска, открывается на миг подлинное лицо, — и слышны странные загадочные речи...
Видеть друг друга заключенные не могли, так как в коридорах им было строго запрещено оглядываться, да и кроме того, каждый из них до выхода из своей камеры, куда бы он ни выходил, обязан был
надеть имеющуюся у каждого
маску с капюшоном, закрывающим совершенно не только лицо, но и всю голову.
— Ну и прекрасно, — уж тоном горького успокоения промолвила Юлия Федоровна, — будемте о чем-нибудь другом говорить… А то, что за трагедия в самом деле?.. Я только что каталась… и так много мы смеялись!.. а через полчаса я в маскарад; вы видите, я одета так, что мне только
маску надеть; да я нынче
маски не
надену: мне душно, у меня лицо горит… я спущу с капюшона двойную вуаль и буду интриговать вашего приятеля, генерала Крафта…
Но честность его была только
маска, которую он на себя
надевал, пока не имел еще возможности распоряжаться важными суммами.
Так же трудно было кормить его, — жадный и нетерпеливый, он не умел рассчитывать своих движений: опрокидывал чашку, давился и злобно тянулся к волосам скрюченными пальцами. И был отвратителен и страшен его вид: на узеньких, совсем еще детских плечах сидел маленький череп с огромным, неподвижным и широким лицом, как у взрослого. Что-то тревожное и пугающее было в этом диком несоответствии между головой и телом, и казалось, что ребенок
надел зачем-то огромную и страшную
маску.