Неточные совпадения
Ночь была лунная и холодная. Предположения Дерсу оправдались. Лишь только солнце скрылось за горизонтом, сразу подул резкий, холодный
ветер. Он трепал ветви кедровых стланцев и раздувал
пламя костра. Палатка парусила, и я очень боялся, чтобы ее не сорвало со стоек. Полная луна ярко светила
на землю; снег блестел и искрился. Голый хребет Карту имел теперь еще более пустынный вид.
Поздно вечером я снова выглянул в окно.
Ветер раздувал потухший костер.
На минуту вспыхивало тусклое
пламя и
на мгновение освещало худую фигуру старика.
Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять попал в болото и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с себя одеяло. Был вечер.
На небе горели яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью
ветер раздувал
пламя костра и разносил искры по полю. По другую сторону огня спал Дерсу.
Вечером у всех было много свободного времени. Мы сидели у костра, пили чай и разговаривали между собой. Сухие дрова горели ярким
пламенем. Камыши качались и шумели, и от этого шума
ветер казался сильнее, чем он был
на самом деле.
На небе лежала мгла, и сквозь нее чуть-чуть виднелись только крупные звезды. С озера до нас доносился шум прибоя. К утру небо покрылось слоистыми облаками. Теперь
ветер дул с северо-запада. Погода немного ухудшилась, но не настолько, чтобы помешать нашей экскурсии.
И точно в ответ
на его слова в горах послышался шум, потом налетел сильный порыв
ветра с той стороны, откуда мы его не ожидали. Дрова разгорелись ярким
пламенем. Вслед за первым порывом налетел второй, потом третий, пятый, десятый, и каждый порыв был продолжительнее предыдущего. Хорошо, что палатки наши были крепко привязаны, иначе их сорвало бы
ветром.
Ночью я проснулся и увидел Дерсу, сидящего у костра. Он поправлял огонь.
Ветер раздувал
пламя во все стороны. Поверх бурки
на мне лежало одеяло гольда. Значит, это он прикрыл меня, вот почему я и согрелся. Стрелки тоже были прикрыты его палаткой. Я предлагал Дерсу лечь
на мое место, но он отказался.
После полудня пурга разыгралась со всей силой. Хотя мы были и защищены утесами и палаткой, однако это была ненадежная защита. То становилось жарко и дымно, как
на пожаре, когда
ветер дул нам в лицо, то холодно, когда
пламя отклонялось в противоположную сторону.
Поднялся
ветер. В одну минуту
пламя обхватило весь дом. Красный дым вился над кровлею. Стекла затрещали, сыпались, пылающие бревна стали падать, раздался жалобный вопль и крики: «Горим, помогите, помогите». — «Как не так», — сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий
на пожар. «Архипушка, — говорила ему Егоровна, — спаси их, окаянных, бог тебя наградит».
После полуночи дождь начал стихать, но небо по-прежнему было морочное.
Ветром раздувало
пламя костра. Вокруг него бесшумно прыгали, стараясь осилить друг друга, то яркие блики, то черные тени. Они взбирались по стволам деревьев и углублялись в лес, то вдруг припадали к земле и, казалось, хотели проникнуть в самый огонь. Кверху от костра клубами вздымался дым, унося с собою тысячи искр. Одни из них пропадали в воздухе, другие падали и тотчас же гасли
на мокрой земле.
В это время неподвижный доселе воздух всколыхнулся. Внезапно налетел
ветер, испуганно зашумели деревья. Стало еще темнее. Несколько крупных капель тяжело упало
на землю. Я понял, что мне не удастся уйти от дождя и остановился
на минуту, чтобы осмотреться. Вдруг весь лес вспыхнул голубоватым
пламенем. Сильный удар грома потряс воздух и землю, и вслед за тем хлынул ливень.
Говорят, древние производили выборы как-то тайно, скрываясь, как воры; некоторые наши историки утверждают даже, что они являлись
на выборные празднества тщательно замаскированными (воображаю это фантастически-мрачное зрелище: ночь, площадь, крадущиеся вдоль стен фигуры в темных плащах; приседающее от
ветра багровое
пламя факелов…).
И в самом деле, как будто повинуясь заклинаниям,
ветер поднялся
на площади, но, вместо того чтобы загасить костер, он раздул подложенный под него хворост, и
пламя, вырвавшись сквозь сухие дрова, охватило мельника и скрыло его от зрителей.
Ветер выл и заносил в комнату брызги мелкого осеннего дождя; свечи у разбойников то вспыхивали широким красным
пламенем, то гасли, и тогда снова поднимались хлопоты, чтобы зажечь их. Марфа Андревна лежала связанная
на полу и молча смотрела
на все это бесчинство. Она понимала, что разбойники пробрались
на антресоль очень хитро и что путь этот непременно был указан им кем-нибудь из своих людей, знавших все обычаи дома, знавших все его размещение, все его ходы и выходы.
На озере поднимался шум разгулявшейся волны. Это делал первые пробы осенний
ветер. Глухо шелестели прибережные камыши, точно они роптали
на близившугося осеннюю невзгоду. Прибережный ивняк гнулся и трепетал каждым своим листочком.
Пламя от костра то поднималось, то падало, рассыпая снопы искр. Дым густой пеленой расстилался к невидимому берегу. Брат Ираклий по-прежнему сидел около огня и грел руки, морщась от дыма. Он показался Половецкому таким худеньким и жалким, как зажаренный цыпленок.
Искра едва
на земле светится, сильный
ветер развевает из нее
пламя.
Островский вырыл могилу, без слез уложил жену в мерзлую землю и заровнял ее… Потом он взял билет
на прииски и пособие у якутов
на дорогу. Якуты охотно дали то и другое в расчете избавиться от поселенца и воспользоваться его домом и кое-каким имуществом. Но Островский обманул эти наивно-хитрые ожидания: он снес все имущество в избу и зажег ее с четырех концов. Этот-то пожар мы и видели теперь, проезжая мимо. Роковой
ветер из ущелья раздувал
пламя, пожиравшее пять лет труда, надежд, усилий и жертв…
С моря дул влажный холодный
ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей
на берег волны и шелеста прибрежных кустов. Изредка его порывы приносили с собой сморщенные, желтые листья и бросали их в костер, раздувая
пламя, окружавшая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала
на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное море и прямо против меня — фигуру Макара Чудры, старого цыгана, — он сторожил коней своего табора, раскинутого шагах в пятидесяти от нас.
Сильный и порывистый морской
ветер гнал потоки
пламени прямо
на громадное здание министерства внутренних дел.
Сергей, все так же подняв брови, с выжидающею усмешкою глядел
на Варвару Васильевну — и вдруг быстро двинул локтем. Осколки стекла со звоном посыпались за окно. Сырой
ветер бешено ворвался в комнату.
Пламя лампы мигнуло и длинным, коптящим языком забилось в стекле.
Светятся в сырой соломе отдельные люди-огоньки, краса людей по непримиримости и отваге. А я от них заключал ко всем. Налетит
ветер, высушит солому, раздует огоньки, — и
на миг вспыхнет все вокруг ярким
пламенем, как вспыхивает закрученная лампа. А потом опять прежнее.
В это время огонь выбежал
на свободу из-под клетки и распустил по ней свои многоветвистые побеги. По днищу разлился пламенный поток. Сквозь
пламя означились две темные фигуры. Они крепко обнялись… пали… и вскоре от них ничего не осталось, кроме пепла, которым
ветер засыпал очи зрителей. Железная клетка вся озолотилась; по оранжевым прутьям ее бежали кое-где звездочки и лопались, как потешный огонь.