Неточные совпадения
— Да нужно ли? — воскликнул, — да надо ли? Ведь никто осужден не был, никого в каторгу
из-за меня не сослали, слуга от болезни помер. А за кровь пролиянную я мучениями был наказан. Да и не поверят мне вовсе, никаким доказательствам моим не поверят. Надо ли объявлять, надо ли? За кровь пролитую я всю жизнь готов еще
мучиться, только чтобы жену и детей не поразить. Будет ли справедливо их погубить с собою? Не ошибаемся ли мы? Где тут правда? Да и познают ли правду эту люди, оценят ли, почтут ли ее?
Он в одно и то же время чувствовал презрение к Клеопатре Петровне за ее проделки и презрение к самому себе, что он
мучился из-за подобной женщины; только некоторая привычка владеть собой дала ему возможность скрыть все это и быть, по возможности, не очень мрачным; но Клеопатра Петровна очень хорошо угадывала, что происходит у него на душе, и, как бы сжалившись над ним, она, наконец, оставила его в зале и проговорила...
— В том, что
мучится и страдает и со мной ни о чем серьезно не говорит! — слегка воскликнула gnadige Frau, видимо, обижавшаяся, что Сусанна Николаевна, особенно после возвращения
из-за границы, была с нею скрытна.
Как она Степкой-балбесом
мучилась, как, будучи беременной Павлом Владимирычем, ездила на перекладной в Москву, чтоб дубровинского аукциона не упустить, да потом
из-за этого на тот свет чуть-чуть не отправилась, и т. д., и т. д.
Ужели же,
из-за какой-нибудь статистики, единственно ради ее полноты, мы станем
мучиться сомнениями?
С непоколебимой верой в людскую доброту, в сочувствие, в любовь она представляла себе, как теперь волнуются
из-за нее люди, как
мучатся, как жалеют, — и ей было совестно до красноты.
Он
из-за меня теперь терпит,
мучится… за что?..»
В Сергее, в его пренебрежении и презрении, как бы олицетворялось для Токарева все,
из-за чего он
мучился. И все больше он начинал ненавидеть Сергея. Кроме того, с той ночи, как с Сергеем случился припадок, он внушал Токареву смутный, почти суеверный страх. Но рядом с этим Токарева странно тянуло к Сергею. Ему давно уже следовало уехать из Изворовки, но он не уезжал. Он не мог уехать, ему необходимо было раньше объясниться о чем-то с Сергеем. Но о чем объясниться, для чего, — Токарев не мог бы ясно сказать.
И ему захотелось верить, что такой человек, как Арсений Кирилыч, не свихнется; что все эти газетные слухи просто «враки», и только такой «головастик», как Дубенский, может
мучиться из-за подобных пустяков.