Неточные совпадения
Вот там
молодой блестящий офицер высшего общества, едва начинающий свою жизнь и карьеру, подло, в тиши, безо всякого угрызения совести, зарезывает мелкого чиновника, отчасти бывшего своего благодетеля, и
служанку его, чтобы похитить свой долговой документ, а вместе и остальные денежки чиновника: „пригодятся-де для великосветских моих удовольствий и для карьеры моей впереди“.
Два поколения женщин, из которых одни еще не отжили, а другие только начинали жить; роскошные туалеты первых и легкие девственные уборы вторых; богатый зал и таинственные боковые покои, где нарочно на этот случай привезенные гардеробные
служанки производили, по требованиям художника, необходимые перемены в нарядах
молодых красавиц, — все это придавало собранию самый живой и интересный характер.
Болезнь у него была весьма серьезная и сложная, средств для лечения не было почти никаких; други и приятели все его оставили, и он лежал одинешенек, поддерживаемый единственною заботливостию той же его
служанки, простой московской крестьянской женщины Прасковьи, да бескорыстным участием вступившегося в его спасение ныне весьма известного в Петербурге доктора Вениамина Тарковского (в ту пору еще
молодого медика).
Когда я возвращался домой при сгустившихся сумерках, меня еще за воротами дома встретила моя
служанка и в большом волнении рассказала, что приехавший муж
молодой немки — «страшный варвар и ужасно бунтует».
— Милая, хорошая, какой он красавец! — восторженно воскликнула
молодая девушка, бросаясь на шею своей служанки-подруги.
Екатерина Петровна по целым дням сидела совершенно одна; злобная тоска грызла ее, она срывала свою злость на своих крепостных
служанках и на возвращавшемся «кузене». От последнего, впрочем, всегда получала энергичный отпор, и их ссоры оканчивались тем, что
молодая девушка чуть не на коленях вымаливала себе прощенья и ласку. По странному свойству ее чисто животной природы, грубость и даже побои Талицкого — случалось и это — все более и более укрепляли ее чисто собачью к нему привязанность.
За дверью встретила
молодую девушку одна из придворных
служанок и провела в приготовленные ей, по приказанию ее величества, комнаты.
Знакомые нам десятилетние девочки, княжна Людмила Полторацкая и ее подруга
служанка Таня, обратились в вполне развившихся
молодых девушек, каждой из которых уже шел семнадцатый год.
— Дома-с, пожалуйте, — отвечала
служанка, снимая с
молодой девушки верхнее платье.
Степан вышел, и через минуту в комнату вошла бойкая и расторопная
молодая девушка, брюнетка, с миловидным, несколько нахальным лицом. Это была
служанка, нанятая исполнительным камердинером и получившая от него точные инструкции обращения и разговора со своей
молодой госпожой.
Придя в себя, перепуганная
служанка вскочила на ноги и бросилась к другой соседней койке, на которой спала умопомешанная Фиона Курдюкова (28 лет), но, к ужасу
служанки, Фиона тоже была мертва…
Служанка с страшным воплем кинулась к третьей больной,
молодой девушке (18 лет), по имени Прасковье Снегиревой, и закричала ей во весь голос...
Молодые люди ударили по рукам, и офицер откланялся и ушел, а Фебуфис, проводив его, отправился в кафе, где провел несколько часов с своими знакомыми и весело шутил с красивыми
служанками, а когда возвратился вечером домой, то нашел у себя записку, в которой было написано...