Артамонов знал, что именно
Мирон метит в честные люди и что отец его ездил в Москву хлопотать, чтоб Мирона кто-то там назначил кандидатом в государеву думу. И смешно и опасно представить этого журавля-племянника близко к царю. Вдруг вбежал растрёпанный, расстёгнутый Алексей и запрыгал, затрещал...
Неточные совпадения
— Я было,
Мироне, хотел тебя убить
Так, чтобы ты и
меча не видал.
Павел и Андрей, казалось, не
замечали ничего, не слышали возгласов, которые провожали их. Шли спокойно, не торопясь. Вот их остановил
Миронов, пожилой и скромный человек, всеми уважаемый за свою трезвую, чистую жизнь.
Приходу ее в избе удивились. Но она вошла довольно
смело и спросила
Мирона. В избе было душно и невыносимо смрадно. Ей указали на печку. Когда она взошла по приступкам наверх, перед ней очутился человеческий остов, из груди которого вылетали стоны.
Конечно, Белоус знал это испытанное средство, но приберегал его до последнего момента. Он придумал с Терешкой другую штуку: пустить попа
Мирона с крестным ходом под монастырь, — по иконам Гермоген не
посмеет палить, ну, тогда и брать монастырь. Задумано, сделано… Но Гермоген повернул на другое. Крестного хода он не тронул, а пустил картечь на Служнюю слободу и поджег несколько домов. Народ бросил крестный ход и пустился спасать свою худобу. Остался один поп
Мирон да дьячок Арефа.
Он
замечал, что и
Мирон необыкновенно рассеян, встревожен, это особенно расстраивало Якова. В конце концов из всех людей только один Митя оставался таким же, каким был, так же вертелся волчком, брызгал шуточками и по вечерам, играя на гитаре, пел...
Митя бегал по фабрике лисьим бегом и ловко
заметал пушистым хвостом смешных слов, весёлых шуточек сухую, обидную строгость
Мирона с рабочими и служащими. Рабочих он называл друзьями.
Всё вокруг становилось чуждо, крикливо, вызывающе глупо, всё — от дерзких речей
Мирона до бессмысленных песенок кочегара Васьки, хромого мужика с вывихнутым бедром и растрёпанной, на
помело похожей, головою; по праздникам Васька, ухаживая за кухаркой, торчал под окном кухни и, подыгрывая на гармонике, закрыв глаза, орал...
За два, три мятежных года Яков не
заметил ничего особенно опасного на фабрике, но речи
Мирона, тревожные вздохи дяди Алексея, газеты, которые Артамонов младший не любил читать, но которые с навязчивой услужливостью и нескрываемой, злорадной угрозой рассказывали о рабочем движении, печатали речи представителей рабочих в Думе, — всё это внушало Якову чувство вражды к людям фабрики, обидное чувство зависимости от них.
— Двусмысленно говорите вы, доктор, —
заметил Мирон, поморщившись. — Этот ваш анархизм, скептицизм…
Но маменька были себе на уме: не вдруг поддавалися батеньке, а раз десять,
заметив выказывающийся из-за дверей батенькин нос — у батеньки был очень большой нос — они, бывало, тогда только спросят:"А чего вы,
Мирон Осипович? Не желаете ли чего?"
Свои деньги Поликарп Тарасыч давно проиграл, у отца просить не
смел и теперь проигрывал женино приданое, хотя
Мирон Никитич за дочерью и не дал больших денег, а только обещал «не обидеть».